читать дальше- Ты в любой момент можешь отказаться, котенок, - Кроули шепчет на ухо Кастиэлю и ослабляет узел своего галстука. - Конечно, Рафаэль лукавый ублюдок, верно? Посмел заявить, что у тебя не было ни единого шанса в одиночку выстоять против такого врага как я. - Демон поднимает бровь, а затем проводит языком от челюсти Кастиэля к виску, и ангел содрагается от отвращения.
- Намного лучше иметь друзей с преимуществами, хм?
- Я тебе не друг, - рычит Кастиэль, но ничего не предпринимает - просто смотрит, как Кроули вытягивает ремень из брюк, пряжка громко звякает о бетонный пол.
- Человек не может быть слишком осторожным в своем выборе врагов, ангел. - Кроули спускает брюки, и его губы растягиваются в широкой, обманчиво очаровательной улыбке. Он многозначительно смотрит на полные губы ангела, затем пошло трется стояком о бедро Кастиэля.
- А я и не человек, - бросает Кастиэль, хватая демона за лацканы пиджака и впечатывая его в расколотые плитки. Достаточно просто встать на колени перед этим выродком и предоставить свой рот, хоть и неохотно, но будь он проклят, если сделает это спиной к стене.
- Нет, не человек, - шипит Кроули, его взгляд становится жестким и цепким. - Пикеровка закончена, дорогуша. Теперь будь хорошей маленькой шлюшкой и открой свой симпатичный ротик, пока я не решил подружиться с… о, чем-то более узким, так сказать. - Кроули снова улыбается, но на этот раз в его улыбке нет очарования. Только угроза.
Кастиэль борется с врожденным инстинктом убивать, руки сжимаются в кулаки так сильно, что он чувствует, как пульсирует кровь под ногтями. Как бы то ни было, он опускается на колени на грязный пол и пытается не думать о грязи, пачкающей брюки.
Он наблюдал за каждым движением, которое Кроули совершал с ангельской внимательностью и точностью, и не испытывал желания отвести взгляд от демона больше чем на миллисекунду. Войско Рафаэля становится сильнее с каждым днем. Он нуждается в том, что предлагает Кроули, и что демон требует взамен - помимо своей доли душ - чтобы Кастиэль уступил перед этими плотскими деяниями.
Оскорбительными, нечистивыми и примитивными. Но необходимыми, тем не менее.
Сильные руки, словно тиски, сжимают голову Кастиэля, и ангел принимает это, как и прежде. Он открывается и подчиняется существу над ним, так быстро, или резко, или грубо, как Кроули хочет того.
- О да, продолжай, - Кроули вздыхает и запрокидывает назад голову, слегка кривит губы. - Кто бы знал, что из ангела выйдет такая славная шлюха, а?
Кастиэль замирает и задерживает дыхание. Он принимает каждый выпад Кроули быстро и глубоко в горло.
Он принимает это как епитимию за каждую душу, которую он заберет, за каждый грех, который он совершил. Он притворяется, что это освободит его, притворяется, что искупление все еще возможно.
Он задается вопросом, понял бы Дин.
Кроули снисходительно гладит его по волосам, и Кастиэль закрывает глаза от унижения.
Название: Взгляни на свою жизнь, взгляни на свои решения Автор: Анонимный с кинк-феста Перевод: Fucking_Renegade Пейринг: Эрик/Чарльз & сэсси гей фрэнд Рейтинг: PG Жанр: крэк На заявку: "This is Magneto. He's about to get his boyfriend shot in the spine. This could have been prevented if he had a sassy gay friend". Ссылка на оригинал: 1stclass-kink.livejournal.com/806.html?thread=1...
Для тех кто не в теме, кто такой сэсси гей фрэнд и что он делает, настоятельно рекомендуется посмотреть: Ромео и Джульета Гамлет Черный лебедь
читать дальшеВ тот момент когда Мойра поднимает пушку, Эрик забывает обо всем на свете. Включается инстинкт самосохранения, и нет времени думать о возможных последствиях. Если она хочет выстрелить в него, прекрасно. Он преподаст этой девчонке урок о том, как баловаться с силами, которые она не в состоянии постичь.
Но только он поднимает руку, как мир внезапно останавливается, будто бы застывает во времени. Он немедленно поворачивается к Чарльзу, но Чарльз тоже заморожен, вдруг из ниоткуда появляется голос, громкий и пронзительный, фактически проникающий в уши.
- Что, что, ЧТО ты делаешь?!
Мужчина в смехотворно узких джинсах и кошмарном аляповатом оранжевом шарфике появляется из-за деревьев и направляется к ним. Эрик никогда не видел этого человека прежде, но судя по его тону, у него с Эриком были свои счеты.
- Кто ты?
- Я даже не знаю, с чего тут начать! - заявляет мужчина, полностью игнорируя вопрос и надвигаясь прямо на Эрика. - Я посоветовал бы тебе взглянуть на свою жизнь, взглянуть на свои решения, но и так ясно, что мы это уже прошли! Так что давай просто начнем с «опусти руку и медленно отойди от пистолета», хм?
- Она одна из них! - выкрикивает Эрик, не желая отступать. - Она предаст нас!
- О мой бог, серьезно? - С Эриком никогда в жизни так не разговаривали, и если бы он не был настолько изумлен, он протянул бы руку и задушил этого человека его же шарфом. - Слушай, мы все поняли, ладно? Мы знаем, что ты весь в печали и страданиях! Мы видели скупые мужские слезы, которые… - На этом мужчина наклоняется вперед, ухмыляется и легонько хлопает Эрика по запястью. – Молодчина! Использовать всю эту эпическую мужскую боль, чтобы залезть к нему в штаны! Блестяще! - Но улыбка на его лице исчезает, и он снова принимается отчитывать Эрика. - Но это не означает, что ты должен строить из себя камикадзе, чтобы твоему бойфрэнду выстрелили в ПОЗВОНОЧНИК!
В ужасе от одной этой мысли Эрик сжимает руки в кулаки и трясет головой. - Я бы никогда не причинил Чарльзу боль, никогда…
- АЛЛО?! - Мужчина активно машет руками в воздухе, его глаза настолько большие, что вот-вот вылезут из орбит. – Куда, ты думаешь, денутся пули? Исчезнут как по волшебству?! Нет, они пролетят по воздуху, и они попадут в твоего бойфрэнда, и я не могу поверить, что мы это обсуждаем! Я имею в виду, ты же не хочешь, чтобы эта прекрасная попка была парализована? - Он указывает на Чарльза, и Эрику требуется весь его самоконтроль, чтобы не свернуть этому парню шею за то, что он меряет взглядом Чарльза с ног до головы как кусок мяса. - Ммм… Держу пари, его большой мозг заводит, верно?
Чарльз краснеет, но Эрик вынужден признать - да, интеллект Чарльза еще как заводит… И теперь, когда у него есть время остановиться и подумать, Эрик понимает, что этот человек, несмотря на его экстравагантную наружность и наглость в разговоре с ним, прав. Он не сможет простить себе, если шальная пуля поразит Чарльза, поэтому он поднимает руку и выбивает оружие из руки Мойры.
- О, слава тебе господи. - Эрик оборачивается посмотреть на вздохнувшего с облегчением мужчину. - Не был уверен, что ты послушаешь, потому что, эй, ты король Плохих Жизненных Решений. - Он улыбается, машет руками на Чарльза и Эрика. - Давайте уже, вы двое! Займетесь наконец любовью! Только смотрите, чтобы песок не попал в ненужные места!
И когда Эрик подходит к Чарльзу, чтобы сделать именно это, он слышит, как мужчина бормочет себе под нос: - Глупые сучки!
Making deals, kissing people, one hell of a business.
forever is our today - Кроули, Кастиэль. на тему нью гад&нью дэвил, 6х10 to a new world of gods and monsters - Кроули, Кастиэль. та же тема. написан задолго до финала 6 сезона, но при этом не ау. lies and secrets. - Кас/Кроули, ангстовый драббл forbidden fruit. - Кас/Кроули и гранат, отчаянный и немного флаффный драббл A Kiss on the Hand - Кас/Кроули, PG. см. название Just a Slip of the Tongue - Кас/Кроули и спиртные напитки, PG, 5х10 Want what you shouldnt - Кас/Кроули, R, очень приятные ворнинги: Slash, language, fantasies of sex and violence, one-sided UST There's Travel Yet to Come - Кас/Кроули. Кроули преуспевает больше, чем Дин, в плане "Девственником ты не умрешь" Care - Кас/Кроули, флафф (некоторые вещи мне безобоснуйно нравятся) Unforgiven - Кроули/Кас, даб-кон. заявка целиком звучит так: Cas/Crowley hate!sex plus or minus (preferably plus) consent issues (feel free to include Crowley's use of wonderfully canon terms such as kitten and whore), заказчик явно мой соулмэйт. ну да, после Зеленой мили "котенок" never will be the same
И бонусом рандомный джен: Man's Worst Friend - Кроули с адской собачкой. про "Дог-шоу" в аду я бы почитала что-нибудь и побольше! Carpooling - Сэм, Дин, Кас, Кроули в одной машине. фик вроде как считается уморительным, судя по англо-рекам...
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Вступительное словцо: Фест закончился, впереди еще подведение итогов, но момент моего личного триумфа, кажется, уже наступил. Это было тяжело. Да. Так что спасибо всем, кто поддерживал, особенно в реале, тем, кто 2 месяца выслушивал мои вопли "У меня нет сюжета! Как я могу писать без сюжета?! Последняя глава, а сюжета нет!" Тяжело, потому что, сириосли, пишу я мало и редко. Этот фик есть провозглашение моей своеобразной любви к ТР, Хайнсу, их персонажам и сериалу в целом. Вселенская печаль, что его закрыли. Также осмелюсь запостить в комментариях весь фидбэк, полученный на этом замечательном мероприятии под названием «Сomposition of performance» (после подведения итогов скажу о нем еще пару слов), чтобы перечитывать холодными тоскливыми ночами.
Всем, кто еще не читал, ПРИЯТНОГО ПРОЧТЕНИЯ! И небольшой совет: сделайте это под соответствующую песню, которую вы найдете ниже
Название: «Радикально честная история Элая Локера» Автор: Fucking_Renegade Бета: Стася Фандом: Lie to Me (Обмани меня/Теория лжи) Пейринг: Лайтман/Локер, Джек Рейдер/Локер, (Локер/Торрес, Рейдер/Лайтман) Рейтинг: NC-17 Примечание: POV Локера Статус: закончен Дискламер: Поимел персонажей - вернул, сказал спасибо FOX. Предупреждение: немножко спойлеров, наркотиков, алкоголя и ругательств. Саммари: «Если связался с Лайтманом, будь готов запутаться в его хитроумной лживой паутине с концами. Меня это пугает. Но говорят, людям свойственно любить тех, кого боишься».
«Every piece of you that breaks Every time you lie Every time you say you're fine I guess It's time for you to get use to you» (Ghinzu - «Blow»)
«Он самоуверенный, некоторые говорят - гений, он... хам, опасный, самовлюбленный…» - так и слышу свой голос. Все правда, вопрос только в том, кому эту правду сказать. Лучше всего Лайтману в лицо, но он и так знает. Еще вариант – психологу. Вместо этого я разоткровенничался с работодателем и оказался в пролете по всем пунктам. Мой финальный счет: старая работа и не вправленные мозги. Я стою на коленях, пальцы Лайтмана запутаны в моих кудрях. Он надавливает мне на затылок и шипит: - Не говори мне, что не знаешь, потому что я знаю. Мне интересно, где в кабинете Лайтмана установлена камера слежения и установлена ли вообще. Тот единственный раз, когда он был в отпуске, Лайтман должен был следить за офисом. Старый параноик. Так что я мысленно пытаюсь представить, какой ракурс она берет и куда идет трансляция. Это просто - до недавних пор все технологическое оснащение Лайтман Груп было на мне. Я знаю толк в технике, еще с университета, когда возился в подвале общежития с магнитофонами и телевизорами для своих «исследований». За это Лайтман меня и нанял. За то, что при виде огромных мониторов, компьютеров, детекторов, транскриптеров, датчиков, электронных анализаторов, я готов был кончить в экстазе. А теперь у меня разбито лицо и я думаю, как было бы здорово пересмотреть эту сцену с пивом и чипсами, когда все закончится. Я переступаю с колена на колено и говорю: - Все эти знаки, что вы делаете, чтобы сказать мне, кто я. Я не понимаю. В обычное время читать Лайтмана трудно, с подбитым глазом – почти невозможно. Он смотрит на меня сверху вниз. Я уже видел Лайтмана в этом ракурсе, когда цеплялся за него, сгибаясь пополам от удара поддых в этом самом кабинете. Сейчас мои ребра такого не выдержат. Но Лайтман, похоже, не настроен махать кулаками. Сейчас это вменяемый Лайтман, контролирующий себя, меня и ситуацию. Видите ли, я немного запутался, заигрался. Я стою на коленях, а Лайтман дергает меня за волосы и помогает разобраться, почему я все еще здесь. Дверь в офис не заперта и мы ждем, когда кто-нибудь войдет. Но именно сегодня все как сговорились не беспокоить босса. За дверью кипит бурная деятельность. Анна принимает звонки, назначает встречи и не может дождаться перерыва на обед. Предельно вежливая и тактичная Фостер в своем кабинете проводит консультацию с клиентом. Торрес бегает где-то по делу расследования. В лаборатории десятки безликих и безымянных для меня сотрудников проводят научные изыскания. Лайтман Груп – одна большая, хорошо отлаженная машина по производству правды. Мое место там, но я здесь – на самой долгой моей аудиенции с Лайтманом. Я забываю, что сейчас четверть восьмого и в кабинете нестерпимо пахнет перекисью водорода. Тишина такая, что, кажется, вот-вот будет слышен электрический звук гипотетической видеокамеры, фиксирующей происходящее. Я знаю, что во всем виновата Торрес. И еще, для протокола: я ее не люблю. Но без нее ничего бы не было. Вся эта чертова мозаика складывалась не день, не месяц и даже не год. К ней присоединяется еще одна минута. Никто не стучит в дверь, и никто не входит. Я надеюсь, что все сделал правильно.
Целый день я как собачка с высунутым языком бегаю следом за Лайтманом. Пытаюсь отдать ему файлы с результатами исследования, которое он сам же мне и поручил. То есть ситуация вполне стандартная. В центральном коридоре я внезапно оказываюсь как никогда близок к цели – Лайтман останавливается и по инерции проходит еще пару шагов вразвалку. Причиной тому… - Доктор Лайтман! Вот вас-то я и искала! Пронзительный визгливый голос режет уши. Интенсивный розовый цвет платья – глаза. Знакомьтесь, это мисс Хатчетсон, наша бывшая клиентка, одна из тех, чье «дело» Фостер навязала Лайтману в рамках решения финансового вопроса компании. Дамочка эта – пышная особа средних лет, усердно молодящаяся (неестественно невыразительное лицо - регулярные инъекции ботокса) и, что главное, нашими усилиями (когда я говорю «нашими», я, конечно, имею в виду доктора Лайтмана) теперь одинокая. И откровенный ужас на лице босса мне понятен. Я тихо злорадствую в стороне, наблюдая за презабавнейшей картиной. - Мисс Хатчетсон, - люблю смотреть, как Лайтман старается сдерживаться и говорить вежливо, когда на самом деле его лицо так и выкрикивает проклятия и непечатные выражения. Просто обыватели не разбирают его мимику, они поглощены его голосом, акцентом, резкими словами, собственными мыслями, в конце концов! Итак, Лайтман говорит: - Мисс Хатчетсон, мне кажется, я достаточно ясно выразился: мы с вами закончили. Его отрывистые слова теряются в нелепом щебетании этой дамочки, похожей на тошнотворный розовый зефир. Очевидно, что непрошибаемого упорства, как и глупости, ей не занимать. Я знаю, Лайтман видит то же, что и я – малой кровью от нее не отделаться. Краем глаза он замечает меня (предмет мебели, ни дать ни взять) и то, что происходит дальше - из ряда вон выходящее. Я уже говорил, что Лайтман до крайности непредсказуем? Без лишних слов он хватает меня за шиворот, притягивает на уровень своего лица и целует в губы. Смачно так целует, с чувством. Я уже говорил, что Лайтман, если что-то делает, то делает это основательно?.. Так вот он целует меня настолько натурально, что все мысли вылетают из головы как в трубу. И я открываю рот в ответ, встречаю его язык с благодарностью, потому что это физиологическая реакция, потому что в моей печальной задротской жизни давно не было место физическому контакту. Слышу сдавленный писк, сперва со стыдом думаю, что мой, затем - стук каблучков по коридору. Лайтман отталкивает меня и мы смотрим в спину поспешно ретирующейся мисс Оскорбленный Зефир. Я спокоен, он невозмутим. Мы же профессионалы. Цель, как всегда, достигнута, неважно какими средствами. И я говорю: - О, значит, я могу на что-то надеяться? Об удачности своей шутки я тут же могу судить по лицу Лайтмана. А лицо у него выразительное, когда он этого хочет, я уже говорил? И губы покрасневшие. Я пожимаю плечами и спрашиваю: - Не проще было сказать, что она не в вашем вкусе? - Не глупи, - коротко бросает Лайтман. Ну да, конечно. Женская психология. Как я сам не догадался – он и в этом непревзойденный мастер. Вытираю рот ладонью - пусть хоть Лайтман не думает, что мне было приятно. Хотя он, конечно, все правильно подумает, как ни старайся. Это же Лайтман у нас ходячий детектор лжи. Впрочем, я даже не обижаюсь. Все еще жду бестактных комментариев в свой адрес. Но Лайтман только посылает мне уничижающий взгляд и уносится дальше по своим делам. Я остаюсь в коридоре еще с минуту, бездумно похлопывая себя папкой с исследованием по бедру.
Дело все в том, что мне нравилось раздражать Лайтмана не меньше, чем получать его похвалу и одобрение. Радикальная честность, дурацкие рубашки, занимательные факты из мира животных, глупые фразочки вроде той, что я выдал. Детское, глупое желание позлить, привлечь к себе внимание. Лайтман всегда реагировал, так или иначе, более или менее. Теперь мне кажется, что все его реакции я придумывал сам. На деле же - сведенные брови, поджатые губы, напряженные веки. Гнев в чистом виде. Я не принимал во внимание то, что существует шесть градаций гнева. В том числе - по степени искренности. Лайтман всегда так смотрел на меня. Кажется, это была его перманентная реакция на факт моего существования. Иногда во мне, напротив, обострялось желание угодить, тогда я надевал доброжелательное выражение лица и зеленую рубашку. Или шел стричь волосы. Лайтмана бесят мои кудри, а зеленый цвет он любит. Когда мои усилия не приносили успеха (то есть почти всегда), я напивался и опаздывал на следующий день на работу. Надевал галстук самой отвратительной расцветки. Брал его ноутбук. Крал ручку. Все впустую, ясное дело. Лайтман не воспринимал меня всерьез. Я был ему не интересен, я был «вне конкуренции» в дарвиновском смысле. Иногда я думаю, что Лайтман был не так уж и неправ.
Мэрилендский университет, колледж Поведенческих и Социальных наук, факультет Социальной статистики. Каждый вечер я просиживал в подвале общежития, четыре стены без окон. Бетонная коробка. Не слишком полезно для здоровья молодого половозрелого организма. Вот как я познакомился с Кэлом Лайтманом. У меня были мои исследования, запас дешевого пива на неделю, и тот факт, что ни одна нормальная девушка по доброй воле не согласилась бы пойти со мной в кино, не слишком меня беспокоил. Лайтман читал лекции в университетах. Так он зарабатывал деньги, чтобы поставить на ноги Лайтман Груп. По моим воспоминаниям, он был больше похож на бизнесмена, продающего науку, чем на ученого. После лекции он подписывал всем желающим книги. Желающих было немного. Да, на тот момент Лайтман около 15 лет изучал микро-выражения, да, на тот момент он уже был профессионалом в этой области. Но тех, кто верил в его науку, было намного меньше, чем сейчас. А те, кто верил, боялись. Боялись, что лучший в мире эксперт по лжи узнает их маленькие грязные тайны. Что-то никогда не меняется. А я верил и не боялся. И носил огромные очки в роговой оправе, отливающей розовым перламутром, хотя никогда не страдал плохим зрением. Поддерживал репутацию чудаковатого придурка. Я подошел к нему последним и протянул книжку. Смотрю на него - большая голова, короткие ноги, забавный человек. Не успел я захлопнуть рот, как сказал: - У вас голова тяжелая. Влияет на осанку и даже походку. - Что, прости? – он впился в меня взглядом. Я сказал: - Лекция. Мне очень понравилась ваша лекция. Только не похоже, что бы вы действительно хотели кого-то научить. Он усмехнулся. Ну, что значит усмехнулся? Осклабился, скривив рот в улыбке. - Слышал об экономике? Мне показалось, он смотрел на меня с интересом. Или мне хотелось, чтобы он так на меня смотрел, а на самом деле это было его обычное, немного хищное выражение лица. Забирая книгу с его резким размашистым росчерком, я шепотом произнес: - Экстраверт, холерик, целеустремленный, прямолинейный, грубый, даже беспринципный. Работать с вами наверное сущий ад. Он спросил: - Как ты это называешь? Называю что? - Говорить все, что в голову взбредет? Радикальная честность. Я обезоруживающе (или попросту глупо) улыбнулся и поднял брови повыше.
Ровно через неделю я в очередной раз спускаюсь в свое убежище, чтобы обнаружить взломанную дверь. Внутри горит свет. Закинув ноги на мой стол, на моем стуле, раскачиваясь на задних ножках, сидит Лайтман. - Незаконное проникновение на частную собственность, - озвучиваю я очевидное. Бросаю сумку с учебниками на пол. Искреннее изумление с моей стороны сменяется не менее искренним самодовольством. Только я не ожидал, что он вычислит меня так быстро. Да что я говорю - это же доктор Кэл Лайтман. Доктор Лайтман с грохотом опускает стул на все четыре ножки и подается корпусом вперед. - Вот это незаконное проникновение, вот это частная собственность, - он машет перед моим носом распечаткой с монитора своего компьютера, - а это общежитие. Твоя работа? Я киваю. Я знаю, что там написано.
Доктор Лайтман! У вас чертовски слабая защита системы. Честно вам говорю.
- Мне кажется, вам нужен техник получше. Если вы понимаете, о чем я. - И, черт возьми, я улыбаюсь, как мудак, когда произношу это. Лайтман бросает распечатку на пол и встает. Обходит меня кругом и, возвращаясь к столу, якобы нечаянно задевает тяжелым ботинком стабилизатор. У меня вырывается возмущенный возглас. Этот стабилизатор - штука мощная, но древняя. На столе (да и на всех горизонтальных поверхностях, включая пол) распечатки, книги, фотографии разбросаны вперемешку с проводами, микросхемами и прочими запчастями. Лайтман небрежно ворошит всю эту свалку (как будто не обыскал тут все до моего прихода), выуживает какую-то папку без опознавательных знаков и зачитывает вслух отрывок: - «Антропоид способен мимически выражать почти все человеческие эмоции, кроме изумления, удивления и отвращения». Правда? Я поправляю очки и начинаю говорить быстро-быстро: - Обезьяна - единственное животное, которое используется при изучении фобий, депрессии, истерии, неврастении, аутизма и других черт шизофрении. Лайтман недовольно морщится - ему неинтересно. - А вообще, - говорю, - я люблю статистику. Кластерный анализ. Многомерное шкалирование. Я говорю: - Статистика не врет. Ваши работы многому меня научили. Закономерности массовых случайных явлений. t-критерий Стьюдента. Я говорю: - 42% взрослых считают, что ложь в определенных ситуациях оправдана. Я говорю, я цитирую наизусть: - 22% мужчин скрывают правду о количестве сексуальных партнеров. Лайтман щурится и засовывает руки в карманы. То, что я досконально знаю его работы, ему, кажется, нисколько не льстит. - И сколько было у тебя? Я говорю: - Двое. И добавляю: - Травка в левом нижнем ящике. - Порнуха в коробке под кроватью в комнате. Моя радикальная честность тоже не производит на него впечатление - лицо у Лайтмана остается каменно неподвижным. - Все это очень занимательно, - он цокает языком и машет перед собой рукой. - Но нет ли у тебя впечатления, что с твоим умом и талантами это место не для тебя? Моя гордость не успевает распуститься пышным цветом, как он продолжает: - Как насчет тюрьмы? У меня внутри все мгновенно обрывается. Он указывает на распечатку под ногами. - Подсудное дело. Лайтман подходит ко мне, встает нос к носу, так, что от его дыхания на своем лице мне приходится на мгновение зажмуриться. - Моя жена, - он опускает взгляд и наклоняет голову набок, - по счастливому стечению обстоятельств, прокурор. Так что это влетит тебе в приличный срок. - Доктор Лайтман... Я беспомощно хлопаю глазами за стеклами бутафорных очков, у меня подкашиваются ноги и я совершенно точно уверен, что под этим непроницаемым выражением лица Лайтман просто в ярости. Он достает мобильный и говорит: - Я звоню в полицию. А теперь, как тебя там..? Элай. Локер. Как будто он не знает, все ведь узнал про меня, всю подноготную, пронырливый тип... - Локер, скажи мне, я говорю правду? Да. - Почему? Я не вижу признаков лжи. Зато видел гнев. И презрение. Длилось меньше секунды. Он набирает номер. И в этот момент мне действительно становится страшно. Не могу поверить, что я ошибся. - Очень хорошо, - бросает он, затем в трубку: - Стурджеса. Уволить. - Пауза, Лайтман злится, сжимает зубы - желваки на шее напрягаются. - Уволить! Делай, как я сказал. Он говорит это, не отрывая от меня насмешливого взгляда. Потом убирает мобильный в карман и, покачиваясь на пятках, обращается уже ко мне: - Так что там с этими обезьянами? Вот так я и познакомился с Кэлом Лайтманом.
Приличная, увлекательная работа. Чувство, что ты на своем месте. Зарплата, которая позволила бы мне снять квартиру. Кто не был бы счастлив на моем месте? С квартирой, правда, тогда так ничего и не вышло - не мог удержаться, тратил все деньги на дорогущую технику, и еще долгое время жил в общежитии, пока не получил диплом. Я познакомился с Фостер и экстремальными методами Лайтмана. Сохраняя субординацию, нам с Фостер удалось подружиться, хотя поначалу в качестве невинной подначки она эксплуатировала мою радикальную честность вопросами, не полнит ли ее то или иное платье. Именно с ней я проводил больше всего времени, она была терпеливым и снисходительным учителем. Я в свою очередь старался быть прилежным, благодарным и во всех отношениях очаровательным. Когда я не постигал тонкости психологии и речевой верификации с Фостер, я работал в лаборатории. Она в буквальном смысле стала моим вторым домом. По правде говоря, Лайтман поступил слишком сурово с моим предшественником - работа с системой и базой данных была проведена колоссальная. Я от себя предложил парочку свежих идей и довел все до совершенства. И был чертовски доволен собой. Иногда я забываю об этом, но Лайтман уже тогда вытаскивал меня из замкнутого пространства на расследования. Он показывал жизнь. И я учился у него. Смешно было предполагать, что все свои знания о правде и лжи он заключил в одну книгу в красивой глянцевой обложке и на этом они кончались. Я узнал от него столько нового, столько практически полезного. И не важно, что в его стиле было бросать меня, как щенка в воду, на заведомо невыполнимые задания, несмышленого, неопытного. Конечно, я лажал и Лайтману часто приходилось исправлять все самому и устраивать мне разнос после. Мне больше нравилось наблюдать за ним, так сказать, с безопасного расстояния. Я порой даже жалел допрашиваемых, какими бы негодяями они ни были, и радовался, что я не на их месте, что я на другой стороне. Особенно когда мы работали в кубе. Каждый раз – настоящее представление. Моя любимая часть работы. Компьютеры фиксируют происходящее, а ты сидишь и смотришь, разинув рот. Лайтман хитер, умен и безжалостен, раскалывает, раздавливает, разносит подозреваемых в пух и прах, превращает их в хнычущих младенцев и выходит победителем, всегда добиваясь правды. Так мне это виделось. Сказать, что я восхищался им, - ничего не сказать. Это были славные времена. А потом пришла Торрес. И очень быстро обосновалась. Понятно, что с ее неблагополучным прошлым приспосабливаемость – необходимое, нет, даже не так, жизненно необходимое качество. Но меня это злило. То, как она вышагивала по коридору Лайтман Груп на высоченных каблуках и гордо вздернутым подбородком. А Лайтмана злил ее природный дар распознавать ложь. Не знаю, насколько это было заметно, но возникло некоторое напряжение, если вы понимаете, о чем я. Разве могло быть иначе? Красавица-латиноамериканка, мудрая женщина, опытная для своего возраста, как ни пытался Лайтман это опровергнуть. И с ее вечным оценивающим прищуром, и манерой флиртовать со мной на грани издевки. То, что она сразу не дала мне от ворот поворот, воодушевляло. Мы ходили в кино, и в кофейни, и в бары, и однажды даже в музей (правда, по работе). Мы были бы идеальной парой, только представьте. Она - чувствует вранье на уровне рефлексов, он – никогда не врет. Полная идиллия. Один раз мы переспали, но вопрос «Между вами что-то было?» поставил бы меня в тупик. Оно и было, и не было. А если и было, то совсем непонятно что именно. Потому что после этого ничего не было вовсе. Мы выпили. Сыграли в правду-ложь. И мы поцеловались. Она была слишком красива, а я был слишком отчаян. Правда-ложь. Правда-правда в моем случае. А на следующий день, когда об этом узнаёт чуть ли не весь отдел, благодаря то ли трепливой Анне, то ли поголовному умению читать по лицам, Торрес меня динамит. Пустая трата времени – вот как это называется. Я должен был понять с самого начала. Торрес была слишком тактична (жалостлива?), чтобы сказать мне это напрямую. Рядом с ней всегда появлялся кто-нибудь лучше меня, сильнее, круче, опытнее. Я был перевалочным пунктом между ее дружками-латиносами. Как ни мучительно это было осознавать. Никудышный из меня психолог, о чем я и говорю, раз на это потребовалось так много времени. Но я должен быть благодарен - Торрес стала моим самым лучшим другом. И вот, кстати, еще кое-что … Она частично отвлекла внимание Лайтмана от меня и мое внимание от него. И, черт возьми, ей тоже нелегко приходилось.
Знаете, что сказал мне Лайтман тогда, в день взрыва, который в лучшем случае мог оставить меня контуженным на всю жизнь? Он сказал: - Ты бы не пострадал, если бы пришел на работу вовремя. Так и сказал, не подонок ли? Я стою перед ним с исполосованным шрапнелью лицом и нервически дергающейся рукой, а он заявляет, что я сам виноват! Можно подумать, вся эта история с террористами не на нем была завязана. Только благодаря Торрес я не набросился на него с кулаками. В тот день я увидел ее в новой роли - она хлопотала вокруг меня как наседка, немного переигрывала, но она действительно волновалась за меня. Так зол я был только раз в своей жизни – когда отец (тот еще бабник) ушел из семьи. Я даже на Фостер сорвался, хотя она тоже молодец, ничего не скажешь. Но и в этом виноват Лайтман – если уж связался с ним, будь готов запутаться в его хитроумной лживой паутине с концами. То, что Лайтман на меня не смотрел, отводил взгляд вниз и в сторону, только подливало масло в огонь, распаляло во мне настоящую ярость. Торрес говорила, что это он из-за чувства вины, она говорила, что на самом деле Лайтман переживал. Но черта с два я ей поверил! Я тогда про себя твердо решил – все, с меня хватит, ноги моей в Лайтман Груп не будет. Но позднее, тем же вечером я столкнулся в туалете с Лайтманом. Знакомый с причудами босса и все еще снедаемый злостью, я тем не менее был порядочно сбит с толку. Скорчив в зеркале рожу, Лайтман увлеченно ковырялся пальцами во рту - расшатывал зуб. Губы и подбородок были в крови, пальцы тоже, дорожка крови забегала даже под рукав его пиджака. Я так и застыл в дверях, забыв, куда и зачем пришел. Лайтман, если и заметил меня, виду не подал. Через пару минут он издал торжествующий звук и сплюнул кровь в раковину. В тот день я повидал много крови, и на себе, и своей и чужой. Но в память врезался именно этот момент, настолько яркого цвета была кровь – все из-за фаянса. Резкий контраст. Красное на белом. Где-то на краю сознания меня щекотала мысль, что происходит нечто очень важное. Лайтман вымыл руки и стер с лица кровь. Он повернулся ко мне, демонстрируя зажатый между большим и указательными пальцами зуб. - Положу под подушку, - он подкинул зуб в воздух, поймал и опустил в карман. Тон у него был дурачливый, а еще он улыбался, натянутой, абсолютно неискренней улыбкой. Но только прообщавшись с ним несколько лет и зная многие уловки лучшего в мире лжеца можно было прочесть под ней довольную и искреннюю улыбку. О, этому у него следовало бы поучиться. Совершенно изумительный вид лжи - скрывать правду под гипертрофированной вариацией этой самой правды. Двойной обман, увлекательнее чем партия в покер с профессионалами. Мне пришлось посторониться, когда он направился к выходу. Левая сторона его лица напоминала свежую отбивную. Я знал, что в тот день Лайтмана избили на стадионе.
С Лайтманом тяжело. Именно по этой причине я собираюсь уйти из Лайтман Груп. По той же самой причине я еще не ушел. В моей жизни очень много правды. Например, правда, которую я говорил Саре, а мог бы сказать психологу: «Он сложный... Никакого уважения к твоему времени и еще меньше – к личной жизни за пределами этого здания». Что я умолчал, так это то, что если он, доктор Лайтман, похвалит тебя парой скупых слов, - о, тогда можно лишиться дара речи и почвы под ногами, отвести взгляд в сторону и почувствовать себя студентом-гением в огромных очках и пятнами чернил на щеках. Тебя понижают в должности до неоплачиваемого стажера. Тебя делают вице-президентом. С Лайтманом даже работа – сплошные американские горки. Ты щенок, которого вечно шпыняют и выбрасывают за дверь и который неизменно просится обратно домой, преданно заглядывая в глаза, да еще и хвостом виляя. Потому что ты любишь своего хозяина. Ты строишь планы, говоришь себе «Еще один день, последний, и все». Но этот один день проходит, потом второй, неделя, месяц. Унижение и неудовлетворенность накапливаются как задолженность за квартиру. Но я все еще здесь. Я все еще, черт подери, здесь. Я постоянно задаю себе вопрос «Почему?» и получаю на него ответ. «Ты будешь несчастна». Я несчастен. Почему? Я продолжаю насиловать себя одним и тем же вопросом. Я не в силах понять смысл ответа. Я должен быть честен с самим собой, как я честен с другими. У меня есть ответ, но я не понимаю, что он означает.
Я пью пиво, Лайтман налегает на виски. Скорее вяло, чем непринужденно, переговариваемся. Сидя на высоком стуле, размышляю на вольные темы, вроде тех, сколько роковых женщин побывало на этой кухне (и вероятно на этом самом стуле) и не было ли у Лайтмана кроме матери-самоубийцы, еще и отца-алкоголика. Как я успел заметить, Лайтман не дурак выпить - прикончив виски, он берет принесенное мной пиво. Перебираемся на диван в гостиной. Лайтман долго ищет дистанционный пульт, в конце концов находит его позади телевизора. Следующий час или около того мы смотрим политиков и поп-звезд попеременно. Вывод, как всегда, один - все лгут. Необязательно для этого включать телевизор, но больше заняться просто нечем. Лайтман переключает каналы. О, порнушка. Как мило. Мне становится неловко, ерзаю на своем месте. Щеки начинают ощутимо гореть. Лайтман, садист, смотрит на знойную красотку, скачущую на не менее знойном ковбое, с таким же выражением лица, в такой же позе, так же склоняя голову на бок, как минуту назад на благочестивых политиков, упакованных в дорогущие деловые костюмы. Я мысленно признаю свою глупость и пытаюсь расслабиться. А потом вспоминаю о Торрес и нашем единственном разе. Наконец, когда мне делается совсем уж невыносимо, Лайтман переключает на покер. Какое облегчение. Возможно, в нем еще осталось что-то человечное. Или порнуха просто слишком скучна и незамысловата для него. Как я, только с точностью да наоборот. Одно сплошное вранье. Пиво в бутылке кончилось. Мне нужно остыть, но идти сейчас в ванную - это даже не двусмысленно, слишком красноречиво. Поэтому я совершаю другую ошибку. Упаковка пива стоит на столике со стороны Лайтмана. Конечно, попросить я не могу. У меня язык присох к небу. Наклоняюсь. Лайтман отвлекается от чтения покерных лиц и наблюдает за мной. Веки полуопущены, взгляд прямой, хоть и мутный. Я смотрю в его лицо, не выдерживаю и опускаю глаза. Провожу языком по сухим губам, толку от этого нет, чистый рефлекс. - Перевозбудился, Локер? Насмешка ожидаемая, поэтому я не вскидываю голову, а опускаю ее еще ниже. Слушаю свое и его дыхание. Я знаю, что у Лайтмана нет разделения между работой и жизнью, провоцировать на реакцию - всегда, подталкивать, да что там, пихать за грань - обязательно. Знает ли он это? Наверное, просто не задумывается. Поэтому, конечно, Лайтман сам виноват в том, что я не доношу руку до бутылок и прижимаюсь ртом к его губам. Переставая противиться силе тяжести, наваливаюсь на него всем телом. Он и так сидит полуразвалившись в любимой позе, вытянув ноги вперед, так что вскоре мы уже вовсе лежим. В том, что я еще не корчуюсь на полу с вывихнутой челюстью, нет ничего удивительного. То, что сейчас происходит между нами – еще одна форма невербального разговора, как чтение по лицам, только для пьяных и беспринципных. Я кусаю его губы и говорю этим, что о нем думаю. Лайтман щедро раскрывает рот и этим отвечает, что знает обо мне все. Могу поклясться - даже в том, как он целуется, есть издевка надо мной. Лайтман не выпускает из руки бутылку пива и не спешит ко мне прикоснуться. Это тоже о чем-то говорит, о чем-то нелестном, но мне не хочется об этом думать. Я думаю о том, что щетина у Лайтмана мягче моей, у меня - колючая. Провожу рукой по шершавой щеке вниз, обхватываю Лайтмана за шею. Шея выдает его истинный возраст. В отцы Лайтман мне не годится, конечно, да и с таким отцом я бы точно заработал биполярное расстройство личности, но все-таки он далеко не молод. Рубашку мне с него не стянуть ни под каким предлогом, вместо этого я просовываю ладонь в его штаны. Не успеваю понять, возбужден он или нет, как Лайтман перехватывает мою руку. Он сжимает мое запястье твердо, но не тянет, не отталкивает. Как будто я вправе сам принять решение. Так и есть. Я пьян, но реагирую моментально - слезаю-полусползаю с него и направляюсь в ванную целиком и полностью на автопилоте. Выворачиваю кран с холодной водой с пьяной безрассудностью, плещу в лицо, а потом долго пялюсь на себя в зеркало, пока капли падают с носа и волос. Я смотрю на свое отражение и думаю: «Черт возьми, парень! О чем ты вообще думал? Ты вдребезги пьян, все равно ничего бы не смог». Если убрать ту часть, где я чувствую себя виноватым и ничтожным, то остается облегчение. Так всегда: он делает что-то, что тебе не по душе, но по истечении времени ты ему благодарен. В этом весь Лайтман. Не то чтобы я успел понять это в один момент. Обычно в такие моменты я его ненавижу, как подросток-бунтарь, полный решимости уйти из дома. Когда возвращаюсь в гостиную, телевизор выключен, Лайтмана нигде не видно. На диване лежит заботливо брошенный плед.
На записи из куба отсутствовует 2 минуты 32 секунды. За это время я успел ответить на все свои вопросы. Я понадеялся, что монтаж удался, и Лайтман ничего не заметит, если ему вздумается пересмотреть. Честно признаться, я вообще надеялся, что он этого не увидит. Запись тебя самого, накрытого приходом от галлюциногенных грибов - это не то, что бы ты хотел, чтобы твой босс, с которым у тебя весьма неоднозначные отношения, увидел. Но запись была у него. А на ней - полноценный выплеск моего расстроенного подсознания. Мы ведь могли просто дождаться экспертизы, официальнее и дольше, проще. Но я выкинул нечто экстремальное, что-то в духе самого Лайтмана. Испытал на себе. Заодно выпустил парочку собственных демонов. «Пытаешься быть похожим на меня». Не вопрос, утверждение. Как вы проницательны, доктор Лайтман. Видите меня насквозь. Не знаю, какие галлюцинации были у Лайтмана, и не уверен, что хочу знать. Да что я несу - хочу, конечно, до чертиков хочу. Особенно после того, как несколько выдающихся психологов и по совместительству моих самых близких людей имели удовольствие наблюдать мое обнаженное подсознание (и обнаженный торс вдобавок). Хочешь не хочешь, сделаешь выводы. Мое агрессивное поведение (безумие, настоящее безумие) стало неожиданностью даже для меня самого. Что говорить об остальных. Кудряшка Локер. Безобидный Локер. Так он меня назвал – «безобидным». Совсем слетел с катушек. Орет на невидимых людей. Размахивает кулаками. Рвет на себе волосы. Корчится, забившись в угол. Я вырезал все моменты своего бессвязного бреда, где упоминалось имя Лайтмана.
Я мог бы пойти к психологу, оплаченному Лайтманом, но вместо этого снова пью с Торрес в баре. Правда-ложь. Сегодня я отказываюсь играть в ее игры. В прошлый раз ни к чему объективно хорошему это не привело. За соседним столиком сидят трое иностранцев и изъясняются друг с другом на выбешивающе ломаном английском. Отвлекают меня от мыслей. Торрес предлагает придумывать истории жизни окружающим. Вон тот мужик в смешной шляпе, входит в бар, что думаешь? Я предлагаю скурить пачку сигарет. Сто лет этого не делал, точнее с колледжа. Как будто из ниоткуда приходит понимание, что в колледже я был другим. Не лучше, просто другим. Я беру Мальборо. Торрес смеется, тоже закуривает. Ее смех смешивается с дымом. Торрес, испорченная дворовая девчонка. Она мне все еще нравится. Она выдыхает дым мне в лицо и говорит, что я изменился. Ремень с тяжелой пряжкой, заправленная в джинсы рубашка, тяжелые ботинки. Говорят, если тебе в лицо выдыхают сигаретный дым, тебя хотят либо послать, либо затащить в постель. Сказать по правде, в данный, отдельно взятый момент мне глубоко плевать на то, что хочет или не хочет Торрес. Но я, конечно, промолчу. Потому что стал менее радикально честным за последнее время. Маленькая ложь здесь, умолчание там, непроницаемое выражение лица. Правда-ложь. Кажется, только Торрес это заметила. Поэтому и предложила сыграть. Не первый раз. Радикальная честность - это тоже игра, понял я. Как играла маленькая девочка Полианна из детской книжки - видела радость всегда и везде. Упрощение жизни, поиск легкого пути, как сохранение рассудка. Под игрой в радость кроется оптимизм. Под игрой в радикальную честность - порядочность. В конечном итоге, я остался со своей природной честностью, возможно в этом и заключался тайный план доктора Лайтмана. Я стал умнее. Я приспособился. Я рассказываю об этом Торрес. Она ободряюще улыбается и салютует мне бокалом. Торрес берет меня за руку и говорит: - Вот видишь! Значит ему еще есть чему тебя научить. Она не говорит «Я же говорила», и я благодарен. Зато упоминает Дениз, и я весь словно сдуваюсь. Дениз. Это даже не дружок-латинос, это, мать твою, женщина! Острое ощущение одиночества прорезает мое опьянение. Торрес с такой теплотой говорит о своей партнерше, бывшей ли, нынешней ли, или время-от-временной... не знаю, как у них там это происходит. Она снова заводит разговор об опыте и экспериментах. Я прошу ее, прекрати. Не надо об этом. Не хочу слушать. «Почему вам, парням, можно, а нам нет?» Я говорю: - Погоди. Что ты имела в виду? Торрес хитро и надменно улыбается. - Ты спрашиваешь Сару, что о тебе говорит Лайтман. - Да, - я говорю, - она умеет читать по губам. - Ты спрашиваешь меня о том, что сказала Фостер о том, что о тебе сказал Лайтман. О. Кажется, я немного зациклился. Бедный глупый Локер. Торрес неприкрыто радуется. И вот в чем заключается ее вина. Она наклоняется к моему уху и доверительным шепотом сообщает: - Знаешь, он ведь англичанин. Торрес пьяна. Пьяная Торрес нашептывает мне на ухо, проклятая дьяволица: - Он англичанин. У них с этим все намного проще.
Я лежал в своей постели на смятых простынях в одиночестве и без сна. Голова раскалывалась, в ушах пульсировало. Я думал. И трогал себя. Одна единственная мысль билась у меня в мозгу, задавая ритм рукам. Привычная механическая работа преподнесла мне тогда нечто совершенно новое. Последний раз я так дрочил в тот день, когда в Лайтман Груп пришла Торрес. До поджимающихся пальцев ног и сводящей руки. В кои-то веки неторопливо, в кои-то веки без стимуляции порнухой. Собственный стыд и одновременно бесстыдство заводили. Липкий страх, то и дело ворочающийся в животе, оттягивал разрядку. Я не стонал так со школьных лет, когда впервые познавал радости самоудовлетворения. До сгущающейся во рту слюны и горящих легких. С каждым движением руки, с каждым толчком бедер вверх - ближе к ответу. Я уже не в университетском общежитии, никто не войдет и не застанет с пылающими щеками. Я вправе выбирать и экспериментировать. Уже пора. Отпустить себя, отказаться от упрощенчества. Пришло время привыкнуть к себе. Во кои-то веки я, кажется, сделал правильный выбор. Кончив, я тем самым поставил точку в ответе на свой вопрос. Много ли в моем окружении «старших партнеров», которые могут поделиться опытом?
- Да, на выходных я ездил... - Не интересно! - Лайтман машет рукой, словно отбиваясь от назойливой мухи, и стремительно уносится по коридору, полы черного пальто развеваются вокруг не хуже крыльев. «Очень зря», - думаю я с улыбкой и ощущаю внутреннюю дрожь.
Джек Рейдер ничуть не изменился со времен нашей последней и единственной встречи. Только, кажется, лоску у него еще прибавилось сверх того, что было. В течение нескольких дней я кружил вокруг своего стола, где в верхнем ящике лежала визитка Рейдера. Собравшись с духом и переборов уйму противоречивых чувств, я в конце концов позвонил. Его дружелюбие било через край и граничило с сердечностью - весьма странно, учитывая то, что мы едва перекинулись парой слов, когда год назад вели расследование. Помнится, он тогда уделял Фостер чрезмерное внимание. Так вот в субботу вечером Рейдер пригласил меня в ресторан. Я упорно твердил себе, что у меня к нему чисто деловой интерес: я искал работу. Не моя вина, что ресторан оказался шикарный. «Шикарный» - то самое слово. Гребаный музей, а не ресторан. И вот я сижу как на иголках, нервно перебирая разложенные по всей науке столовые приборы, и огромным усилием воли заставляю себя выпрямить спину, а не сжиматься, пытаясь уменьшиться до микроскопических размеров. Нас обслуживают три официанта, прошу прошения, метрдотеля, разодетых так, будто они явились на вручение премии Оскар. - Не очень-то у них получается скрывать, что они нас ненавидят, - говорю вполголоса. Рейдер понимает, о чем я. Он подмигивает мне: - Пока еда того стоит, можно им подыграть. Не скажу, что Рейдер испытывает радость от моего дискомфорта, но он выглядит довольным, абсолютно в своей тарелке. Глядя на его широкие плечи, на его бросающуюся в глаза ухоженность, у меня начинает сосать под ложечкой. Мне приносят антрекот из говядины с дижонским соусом, Рейдеру что-то рыбное с непроизносимым названием, а я представляю Лайтмана в этой ситуации. О, по крайней мере, это было бы забавно, а может и скандально - с его-то хамской прямолинейностью. У Лайтмана постоянно напряжена мышца гордецов, от этого его лицо всегда хмурое и кажется недовольным. У Рейдера, напротив, расслабленное, открытое лицо и прилепленная, словно пластырем улыбочка. Классическая «социальная улыбка» по Лайтману. Меня это должно насторожить. «Никто не хочет становиться жертвой обмана и психологических манипуляций в профессиональной и личной жизни». Снова цитата, я словно живу по учебнику Лайтмана. Но не придаю этому значение. Все ничего, пока нам не приносят бутылку вина. Я пытаюсь подвести разговор к работе (и Лайтману). Но этот человек - нет, не этот человек, даже не мистер Рейдер, «Джек» - как он настоял, когда крепко пожимал мне руку при встрече - он мастерски увиливает от ответов. Он говорит по теме, но в то же время ни о чем. Чувствую себя дураком, лихорадочно пытаюсь вспомнить психологические приемчики, но Рейдер просто обезоруживает, во всех смыслах. Я заканчиваю вяло ковыряться в тарелке, хотя к мясу, по правде говоря, неравнодушен. Рейдер складывает приборы на тарелку и вытирает широкий рот салфеткой. Не знаю, что он там прочел на моем лице, но после этого он говорит: - Ты прав. Здесь слишком пафосно. Поедем ко мне. Я так и не получил ответов на свои вопросы, поэтому как я могу отказаться?
В доме Рейдера чувствуется стиль, оформлено все в черно-белых и бордовых тонах. Не так уютно, как у Лайтмана. Совсем не уютно, но очень просторно. И очень много зеркал. Рейдер предлагает мне выпить - здесь и далее все проходит по стандартному сценарию. Он без ложной скромности показывает мне квартиру, прошу прощения, апартаменты. Я отхлебываю джин с тоником из своего стакана. Черт возьми, у мужика в доме и нет пива! Невероятно, если только Рейдер не лжет с намерением споить меня - но так глубоко я не могу мыслить в этот момент. Ощущение, что я неотесанный деревенщина (ну хоть додумался не одевать клетчатую рубашку!), посещавшее меня ранее в ресторане, постепенно спадает. - Так о чем ты хотел поговорить, если не о работе? Рейдер усмехается в ответ на мой непонимающий взгляд. - О, ты прекрасно знаешь, что для тебя всегда найдется место в моей команде. Он подходит ко мне и похлопывает по плечу. Либо у меня дезориентация во времени из-за алкоголя, либо его рука действительно задерживается дольше положенного на моем плече. Списываю это на классическую манипуляцию, продуманную, дипломатичную, в лучшем стиле Хитрого Дика*. Я не могу ни на секунду прекратить мыслить абстрактно. Рейдер представляется мне хищником, алчно жаждущим заполучить меня в свои когти, нет, не меня лично - человека Лайтмана. Рейдер ждет, когда я заговорю. Только о чем говорить? Думай, думай, Локер! Зачем ты здесь? Чего ты больше всего хочешь? Я лихорадочно пытаюсь выбрать какую-нибудь мысль из того месива мыслей, связанных с Лайтманом. - Почему ты ушел, Джек? Я имею в виду, что был за повод? Это я помню из далекого-далекого курса всемирной истории в школе. Для любого конфликта всегда есть предпосылка, причина и повод. Три «П», чтобы обьявить войну. Три «П», чтобы уйти из Лайтман Груп. Рейдер долго смотрит на меня, потом отпивает виски и задумчиво отводит взгляд в сторону. Приглашает меня присесть с ним на диван. - Знаешь, как он облизывает губы, а потом демонстрирует зубы? Всего мгновение. Он сохранил эту привычку? - О, господи, - я прикрываю глаза. - Мне надо еще выпить. Это была проверка. В воздухе повисает невысказанное «И ты тоже?» с огромным знаком вопроса. Мы долгое время молчим. - У тебя красивые глаза, Элай. Ты знаешь, зеленый его любимый. А твои волосы... Я не заметил, как его рука легла на спинку дивана позади моей головы, а потом он коснулся пальцами моих волос. Черт. Черт. ЧЕРТ. Рейдер перебирает мои кудри и просто смотрит на меня, любуется - если повернется язык сказать такое, читает - если использовать научный подход. Везде, где меня касается его взгляд, кожа начинает нестерпимо зудеть. Голова кружится, и в этот момент я понимаю, что в отношении секса застрял в шестнадцатилетнем возрасте. Алкоголь снова решает все мои проблемы. Все упростить. Радикальная честность - то же самое упрощение жизни. И если так получилось, что я оказался принимающей стороной, то... я хочу, чтобы он разложил меня и трахнул. Просто. Я хочу что-то спросить. Я хочу его поцеловать. Не успеваю я открыть рот, еще не зная, что из двух собираюсь предпринять, как он поднимается на ноги и забирает из моих стиснутых пальцев пустой стакан. Наливает мне еще порцию джина, а я уже и забыл, что просил об этом. - Он обошелся со мной... - Рейдер подбирает слово, - беспардонно. Полуулыбка ни на секунду не сходит с его лица. Она перекатывается, словно ртутный шарик, из одного микровыражения в другое, вот она печальная, вот притворная, а теперь неприкрыто злая. Я не могу оторвать своего расфокусированного взгляда от этого зрелища. - Но правда заключается в том, - Рейдер меняет тон, открыто глядя мне в лицо, от чего мне становится не по себе, - а я думаю, Элай, ты тот человек, который должен оценить правду, - что я не был такой уж невинной овечкой, поплатившейся за свою наивность. Наоборот, был слишком напорист, действовал самонадеянно. Позже я понял свою ошибку и не держу на Кэла зла. Надеюсь, он тоже вспоминает это как досадное недоразумение... Впору создавать группу поддержки униженных и оскорбленных доктором Кэлом Лайтманом. Привет, меня зовут Элай. Лайтман взращивает у меня растройство личности. А еще он выбросил мой стол. Привет, меня зовут Джек. Лайтман высмеял мои чувства к нему. Привет, мы чета Краузов. Доктор Лайтман перевернул наш дом вверх дном и заявил, что мы убили собственного ребенка. Привет, меня зовут Эмили. Он мой отец. И так далее. Список бесконечен. Оборвавшаяся в моей голове мысль и повисшая в комнате тишина дают понять, что это был полувопрос, обращенный ко мне. Я выныриваю из своих размышлений и прочищаю горло. - Н-не знаю, Лайтман ничего не говорил об этом эмм... случае. Во всяком случае мне. Группа поддержки больных Лайтманом. Все, кто работает или работал с ним, немножко влюблены в своего босса. Больны мазохистской безнадежной влюбленностью. Мы оба знаем, почему я здесь. Рейдер стоит в противоположной стороне комнаты, опираясь о косяк двери, ведущей в коридор. Он стягивает с плеч пиджак, ослабляет узел шелкового галстука. - Quid pro quo**, - говорит он и расстегивает верхние пуговицы дорогой рубашки. - Мне бы хотелось продолжить наш замечательный вечер откровений и узнать тебя поближе, Элай. Если конечно ты не боишься. Выражать подозрение в трусости пьяного, ох, как это умно, доктор Рейдер. Для меня вы, словно наглядный пример, сошедший со страниц книги Лайтмана из раздела, где говорится о манипуляциях. О манипуляциях, на которые я все равно ведусь. Я подхожу к Рейдеру и уже вижу, как целую его. Не проходит и секунды, как я действительно делаю это.
Кровать в спальне Рейдера огромная, гребаное императорское ложе. А мы ни дать ни взять - римляне периода упадка. Я не хочу драматизировать. Но это все так горько. Я знаю, что Рейдер далеко не хороший человек. Но сосет он хорошо... - Хорошо! А... господи, просто потрясающе. Я лежу, растянувшись на черных простынях, стискиваю пальцами края подушки, цепляюсь сам себе в волосы - лишь бы не трогать Рейдера. Зажмуриваюсь, что есть силы, лишь бы не видеть. Он там внизу обхаживает ртом мой член и просит все ему рассказать. «Все» - это конечно чересчур, но я рассказываю. О том, какая Лайтман сволочь, о сучке Торрес, о том, что все вокруг держат меня за дурачка, о... - О, да... да! Чем быстрее я говорю, тем быстрее движется его рот. А говорю я очень быстро, все быстрее и быстрее, и сбивчиво, и сглатывая слова, как он сглатывает... Я рассказываю, как словил от Лайтмана хук с правой за то, что его дочь меня поцеловала. Рейдер смеется, касаясь губами моего члена. Меня тоже разбирает смех. Меня прямо таки колотит от смеха. Только вскоре оказывается, что не в веселости дело - это форменная истерика. Я мотаю головой из стороны в сторону, упираюсь затылком в подушку, выгибаюсь дугой. Скулы сводит, в глазах - определенно слезы. Закрываю руками лицо - действительно мокрое. Грудную клетку рвут сухие рыдания наперебой с экстазом. Бедра рвутся к теплым влажным губам, языку, небу, и встречают пустоту. Рейдер приподнимается на локтях, намереваясь узнать в чем дело. С горестным стоном я прошу его, нет, только не... - Не останавливайся, пожалуйста! Рейдер не останавливается, но теперь надрачивает мне рукой, не отрывая цепкого взгляда от моего лица, кажется, что он впитывает в себя вид моих конвульсий. Оргазм смешивается с рыданиями. Последняя волна дрожи не успевает сойти, как я уже чувствую себя лучше. Как после сильной грозы. Кожа чуть ли не потрескивает статическим электричеством. Облегчение, очищение. Рейдер ложится рядом. Как он там сказал? «Quid pro quo». Выровняв дыхание, я пробую эту фразу на языке и спрашиваю: - Что это было с Фостер? В смысле, цветы и все такое прочее? Рейдер фыркает, презрительно. - Кэл сильно разозлился? - Нет... не знаю. Его это скорее позабавило. - Он не рассказал Джилиан о моих кхм... предпочтениях? Нет, конечно, нет. Она бы выглядела такой дурой. Между делом Рейдер протягивает руку к прикроватной тумбочке и достает из ящика зеркало, как будто присыпленное пылью. Когда за ним следует небольшой пакетик с белым порошком, все становится ясно. Ясно и страшно, совсем чуть-чуть. Хуже уже не будет. Я и так чувствую себя совершенно убитым. После двух дорожек кокса становится все равно, все равно, что он со мной сделает, лишь бы не втягивал в извращения с ножовкой и бензопилой. Рейдер что-то рассказывает, кажется, про то, как начинал работать с Лайтманом. Я не слушаю, хотя стоило бы - я ведь именно за этим пришел, за информацией. Его слова буквально просачиваются сквозь меня, не задерживаясь в сознании. Он может говорить о том, какие эксперименты они с Лайтманом проводили со студентками медицинского колледжа, а может о том, каким невероятным творческим потенциалом обладают юные бельгийские музыканты***. Джек снова устраивается у меня в ногах. Он ни на секунду не затыкается, произносит слова медленно, чуть ли не с выражением. Его тоже накрывает, но по-своему. Он говорит, говорит, а его скользкие от смазки пальцы творят со мной абсолютно непотребные вещи. Он засовывает в меня пальцы и говорит: - Тебе это необходимо. У меня вырывается стон. Похоже, все вокруг знают, что мне необходимо, кроме меня самого. Он заставляет меня перевернуться на живот и подкладывает под бедра подушку. Я чувствую его тяжесть на себе, его мощный стояк, упирающийся мне в задницу, я на грани того, чтобы попросить его остановиться. Джек спрашивает, готов ли я. Конечно, мать твою, не готов! Он посмеивается, говорит мне расслабиться и проникает в меня. Пытаюсь отстраниться, вжимаюсь в матрас. Я хочу оказаться в другом месте, хочу оказаться другим человеком. Может быть, это и не я вовсе. Не Элай Локер, кто-то другой лежит здесь в душных обьятиях Рейдера, воняющий как майская роза от этого его любриканта. Его долгие медленные проникновения длятся кошмарную вечность. Рейдер целует меня в шею и плечи, поднимает за бедра, тянет на себя. Другой рукой снова зарывается в волосы. Меня раздражает и смущает фиксация некоторых на моих волосах. Он не оставляет на мне ни единого засоса, ни синяков, ни ссадин. Он никак не отмечает свое право на обладание, словно оставляя его за другим... Я закрываю глаза и отчетливо вижу перед собой насмешливое лицо Лайтмана. Было бы забавно предположить, что Рейдер в этот момент тоже фантазирует о Лайтмане. Я списываю его резкие жесткие выпады на злость, которую он испытывает к Лайтману. Я списываю эти резкие жесткие выпады на злость, которую Лайтман испытывает ко мне. Я представляю его сзади. И тут меня уносит. «Элай, Элай, Элай», - это Рейдер, Джек Рейдер шепчет мне в затылок, когда кончает. Элай. Непривычно слышать свое имя, оно как будто и не мое. Не могу представить, чтобы я назвал Лайтмана по имени. С Джеком все было бы по-другому. Доброе утро, Джек. Доброе утро, Элай. Как насчет перепихнуться побыстрому в обеденный перерыв, Джек?
Я внутренне рад, что на все мои морально обоснованные попытки уйти, Рейдер беспрекословно заявляет, чтобы я остался до утра. Джек Рейдер не добрая фея, он не дает мне ценного совета, как выяснить отношения с Лайтманом. Но он и не дьявол, не пытается перетянуть на свою сторону. Для удовлетворения собственного эго Джеку Рейдеру достаточно того, что он трахнул работника конкурирующей компании.
- Ои! Локер, что с лицом? Хотя нет, не говори, дай угадаю. Первое правило клуба не говорить о клубе? Лайтман пошутил, можно сказать почти удачно, учитывая время суток, но мне не смешно. На часах семь утра, понедельник, из сотрудников в офисе никого. Что здесь делает Лайтман в такую рань можно только гадать - Эмили в Чикаго с матерью, или Валовски нет в городе, или у него закончились бобы на завтрак. Кто его знает. Я не спал всю ночь, занимаясь активной следственной деятельностью на улицах города, и не видел смысла возвращаться домой, поэтому явился прямо на работу перехватить что-нибудь поесть и оказать себе медпомощь. Лайтман хмуро оценивает ущерб, нанесенный моего лицу, и говорит «Пошли». В кабинете он небрежно всучает мне аптечку и направляется к столу по своим делам. Я пытаюсь открыть бутылочку перикиси водорода своими калечными пальцами, и ни черта у меня не выходит. Костяшки пальцев у меня сбиты в кровь, большой палец на правой руке вывихнут. Только Лайтман, гребаный святоша, может решить конфликт словами, получив при этом пару раз по роже. Если тебя ударили по щеке, подставь вторую. Если ударили по второй, попроси ударить тебя еще раз. А потом посей рознь среди своих врагов, чтобы они поубивали друг друга нахрен. Аминь. В конце концов, почти вся перекись оказывается на полу и на мне. В нос бьет неприятный резкий запах. - Откуда у тебя руки растут?! - раздраженно орет подскачивший ко мне Лайтман и вырывает из рук перекись вместе с бинтами. Он толкает меня к столу и заставляет сесть. Прикладывает смоченный перекисью ватный тампон к моей рассеченной брови. - Надеюсь, это не станет традицией, - выдыхаю сквозь стиснутые зубы. Лайтман обрабатывает мои раны умело, но без профессиональной врачебной тактичности. - Врешь, - он хватает меня за подбородок, поворачивает голову из стороны в сторону, изучает. Я вижу, как сужаются его глаза, а взгляд становится острым и цепким, он опускает руки. - В чем дело? Он стоит так близко, что его одеколон перебивает запах антисептика. «Эгоист». Приторный и густой аромат, я перестаю дышать, чтобы задержать его в себе. Говорят, людям свойственно любить тех, кого боишься. Также верно и обратное. Возбуждение путают со страхом, и наоборот. Зрачки расширены, дыхание учащенное, рот приоткрыт. Я знаю это, потому что это знает Лайтман. Осталось только выбрать одно из двух. Я знаю, что Лайтман не ошибется. Просто чтобы прояснить ситуацию, я говорю, что узнал все про Рейдера. - И каким образом? Мне даже не надо ничего говорить, вегетатика и так скажет все за меня. - Идиот, - выплевывает Лайтман. Как это удобно, вербальное общение сводится к минимуму. Не нужны никакие «Зачем ты это сделал?» и долгие бессмысленные объяснения. Я дотрагиваюсь до разбитого лица. Я морщусь от боли и говорю: - Правда ранит. Вы это знаете лучше меня. Правда написана на наших лицах. Здесь и вот здесь у Лайтмана написано, что он все это время знал, к чему все шло. «Во многих случаях жертва предпочитает трактовать неясности поведения лжеца в выгодном для себя свете, тайно попустительствуя лжи, желая избежать неприятной ситуации разоблачения обмана». Трудно представить Лайтмана в такой ситуации, но факт остается фактом. И почему-то мне кажется, что на этот раз все так и есть. Никакой двойной лжи с его стороны. И жертва не я. Я расстегиваю ремень на его джинсах. Две пуговицы и молния. И опускаюсь на колени. Выражения одинаковы. Для всех. Лайтман сексуально гиперактивен - слова Фостер. Им можно верить. «Он англичанин», - сказала Торрес. - Вы же не хотите все испортить. Он хватает меня за волосы, со злости или... Принять вызов - всегда, что-то кому-то доказать – обязательно. Слабое место Лайтмана. Его оказалось так легко спровоцировать. Вот как мы с Лайтманом оказались в его кабинете в четверть восьмого и вот почему я стою на коленях, а пальцы Лайтмана запутаны в моих кудрях. Он надавливает мне на затылок и шипит: - Не говори мне, что не знаешь, потому что я знаю. Лайтман смотрит на меня сверху вниз и говорит: - Я об этом очень пожалею, ты об этом пожалеешь. Тем не менее он позволяет мне залезть руками под его рубашку. Он вообще очень многое позволяет людям, не по доброте душевной, а из-за расчетливого хладнокровного интереса. Я переступаю с колена на колено и говорю: - Все эти знаки, что вы делаете, чтобы сказать мне, кто я. Я не понимаю. Он делает последнюю попытку, в его словах сквозит холодная ярость, в которую он сам не верит: - Хочешь быть похожим на Рейдера. Убирайся отсюда. Пустое, все пустое. Доктор Лайтман, не опускайтесь до бесполезного сотрясания воздуха. Он не позволит истории повториться дважды. И ни Рейдер, ни Торрес здесь не при чем. Гипотетическая видеокамера фиксирует происходящее. Я стою на коленях, а Лайтман дергает меня за волосы и помогает разобраться, почему я все еще здесь. Честно сказать, у него не слишком это получается. Он знает, что я не уйду. Я нужен Лайтману. И ему придется считаться со мной и моими желаниями. Я так думаю, но в мире Лайтмана, где слова давно уже ничего не значат, мне достаточно просто знать только то, что я добился желаемого.
______________________________________________
* Прозвище 37-го президента США Ричарда Никсона ** Мера за меру (лат.) ***Локер вспоминает Американского психопата, который рассуждал о музыке в качестве прелюдии к убийству своей жертвы. Автор же ссылается на бельгийскую группу Ghinzu, без которой этого текста и в помине не было бы.
4 – отсылка к s02e12, дело ирландца Дойла 5 – к s03e07, если предположить, что Эм не было дома или Локер солгал, а также s03e09 – история с галлюциногенными кексами 6 – к s02e13, разговор Локера с Торрес о старших партнерах 7 – к s02e03, Джек Рейдер, бывший ученик Лайтмана, помогал расследовать дело по перевозке наркотиков, когда Лайтман был в отпуске
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Название: "Пушечное ядро" Автор: cerebel Перевод: Fucking_Renegade Бета: Sally Гамма:: Стася Фандом: Невероятный Халк Пейринг: Эмиль Блонски/Брюс Бэннер Рейтинг: R Саммари: пост-муви. "Одна неделя три дня шесть часов с тех пор, как он очнулся в цепях и с разорванной в клочья одеждой. С одними только искаженными, яркими фрагментами воспоминаний Мерзости". Ссылка на оригинал:community.livejournal.com/cerebel_fics/74833.ht... Тема: 14. Жизнь за чертой
читать дальшеОни не знают, превратится ли он когда-нибудь в это... это существо снова. Тем не менее предосторожность – прежде всего. Блонски никогда не видел столько железа, столько металла в одном помещении. Они думают, это сдержит его, если он изменится.
Он сомневается в этом. Но с другой стороны, он был известен тем, что переоценивал собственные возможности.
~ * ~
Никто не говорит с ним напрямую. Так легче сохранять спокойствие – и ему это удается очень, очень хорошо. Спокойный и уравновешенный. Он постоянно незаметно проверяет позвонки, чтобы удостовериться, что они все еще плоские, под кожей. Шагает неустанно туда-сюда; создает свою собственную программу упражнений.
Он был Эмилем Блонски, солдатом. Ни больше ни меньше. Но здесь, в тюремном заключении, бравада сползает с него как вторая кожа. А с нею - уверенность. Теперь он стал холоднее, но острее, тощий и слабый, лезвие бритвы, заточенное слишком хорошо и замороженное слишком хрупко.
Долгими часами он прижимается щекой к стене, давая теплу уходить из кожи.
Одна неделя три дня шесть часов с тех пор, как он очнулся в цепях и с разорванной в клочья одеждой. С одними только искаженными, яркими фрагментами воспоминаний Мерзости.
~ * ~
Он все еще человек? Способности исчезли, когда он вернулся в прежнюю форму, или остались?
Блонски точно не может сказать. Иногда он думает так, иногда нет. Иногда он не может вспомнить, каково это - действительно быть человеком.
Брюс Бэннер, вероятно, знает.
~ * ~
Брюс Бэннер, Брюс Бэннер. Как он мог выиграть ту битву?
Руки Блонски сжимаются. Он представляет звук сирены, безмолвных наблюдателей, паникующих за холодными черными глазами камер наблюдения. Он не сомневается, что они следят за каждым движением, каждым незначительным изменением.
Он закрывает глаза.
Вся его жизнь была потрачена на то, чтобы стать лучшим солдатом из всех. Лучше не было никого. Но какой-то хренов пацифист побил его в его же собственной игре. И он не может вспомнить…
Боль пронзает суставы, пальцы, и он понимает, что ударил стену. Со всей силы. Никакой вмятины, никаких повреждений – только кровь медленно окропляет кожу.
Вентили вдоль стен начинают шипеть и Блонски добирается до раскладушки - прежде, чем газ валит его с ног.
~ * ~
Теперь Блонски понимает, почему Брюс Бэннер боролся с этим. Хотя для него это не может быть настолько сложно. Он все еще чувствует его - зов, бормотание, шипение в основании черепа: оно хочет выйти, оно хочет причинять вред, оно хочет разрушений. Нельзя сравнивать худшую сторону Блонски и худшую сторону Бэннера.
Вот оно как, значит. Жизнь Блонски - дисциплина; его темнота - хаос. Жизнь Бэннера - знание; его темнота - сила. Сила против хаоса – это представляет неотразимую борьбу добра со злом.
~ * ~
Каждый новый день без Мерзости зов становится сильнее. Кошмары становятся длиннее и Блонски становится тяжелее просыпаться.
Он должен выбраться отсюда.
~ * ~
Через две недели заключения он приводит свой план в действие. Сокращает время на зарядку и не отходит далеко от койки в углу. Всегда скрывает лицо от камеры. Он выучил язык тела, и хотя это терзает его (хорошо знать, что осталось еще что-то, что может его расстроить), он каждой порой излучает слабость. Подчинение.
Они прекращают успокаивать его газом. Вместо этого в камеру проникает медицинский работник в сопровождении двух морпехов. Они держат Блонски в поле зрения, оружие наготове, пока медик протирает руку Блонски дрожащими пальцами.
Блонски даже глаз не поднимает.
Укол иглы; он просыпается семнадцать с половиной часов спустя с синяками на запястьях и лодыжках, и никаких воспоминаний о том, как они там появились.
~ * ~
Затем психолог. Предсказуемо, всегда предсказуемо. Генерал Росс где-то там все еще пытается использовать это в качестве оружия. Все еще пытается эксплуатировать это.
Никто не может управлять этим, - Блонски знает. И для кого-то столь же сильного, столь же жесткого, столь же, черт возьми, дисциплинированного, как он, мысль, что внутри него есть что-то, что-то, что могло вырваться наружу, и рвать, и крушить и разрушать…
Он отвечает лаконично. Несколько слов, коротких слов. Никогда не задает вопрос прямо, ходит вокруг да около, и он не будет отвечать непосредственно о том, что он сделал в Нью-Йорке.
Психолог встает и подходит ближе, и Блонски отшатывается как дикое животное.
Они верят этому. Они верят всему этому.
~ * ~
Прошло всего шесть дней, а они уже ведут себя иначе. Морпехи не наставляют оружие в лоб; они смотрят на него с жалостью, отвращением, с чрезвычайной, непоколебимой уверенностью в том, что с ними никогда не произойдет то, что произошло с Блонски.
Теперь медик говорит с ним, понизив голос, как будто успокаивает своенравную лошадь - сейчас я продезинфицирую вашу руку, будет немного холодно, не о чем волноваться.
Блонски отвечает. Это раздражает его, но он отвечает, так же послушно, как домашнее животное.
~ * ~
Двадцать три дня.
Вернулись его проблемы со слухом. Не глухота, нет - чувствительность. С каждым новым улучшением способностей становилось хуже – и теперь тихий электрический скулеж камер видеонаблюдения сводит его с ума.
Оно приближается? Оно прорвется через кожу… кости, позвонки, и то, как он мог рычать, то, как это зарождалось глубоко в его груди и просто сотрясало, сотрясало его всего, о боже, это ощущение свободы.
- Все в порядке, - говорит медик.
В этот момент Блонски понимает, что они пришли успокоить его. Что его тело, должно быть, пришло в состояние физического возбуждения. Улучшенные способности.
Он с трудом может видеть сквозь красную пелену. Холод касается его руки, но он не чувствует укола иглы. Только не забывает драться, драться изо всех сил, потому что все, что он хотел, это заполучить того медика в свои руки и свернуть ему на хрен шею.
~ * ~
После этого он должен оставаться спокойным и тихим в течение многих дней в ожидании, пока утихнет их бдительность.
Блонски может сделать это. Он может сбежать самостоятельно, без его помощи. С человеческими рефлексами и человеческой скоростью он может перемещаться так быстро, как необходимо, и он докажет это себе, даже если это будет стоить ему жизни.
~ * ~
Шанс появляется во время приема пищи, во время одного из невыразительных, пустых дней его плена. Он в итоге потерял представление о том, сколько прошло времени, но он разумно уверен, что меньше двух месяцев.
Морпехи неосторожны. Они фактически не прикасаются к оружию на груди и один из них наклоняется, чтобы сказать другому глупую шутку. Они устали стоять на страже; они хотят увидеть действие.
Блонски прыгает медленнее, чем ему хотелось бы. Из-за того, конечно, что он бросил заниматься упражнениями. Но достаточно быстро. Он валит их, не обращая внимания на потрясенного мужчину с открытым от удивления ртом и с подносом еды, нащупывающего электрошокер. Блонски уже за дверью и на полпути к холлу.
В секретные правительственные учреждения обычно хрен ворвешься. Блонски в свое время делал это не один раз. Но в Америке из них можно поразительно легко сбежать – при определенных особых обстоятельствах.
Особые обстоятельства, которые, в целом, довольно легко устроить.
Он нажимает на первую попавшуюся по дороге кнопку пожарной тревоги.
~ * ~
Он на свободе, в лесу, тяжело дышит, прислонившись к дереву. Прямо сейчас он мог бы сломаться. Оно там, прямо под поверхностью, пузырится, кипит. В виде зверя он мог бы двигаться в четыре, пять раз быстрее. Он мог бы переплывать океан за океаном, не останавливаясь.
В отдалении он слышит… чувствует звук сирены на военной базе. Он не может здесь оставаться; у него не так много времени.
И теперь он понимает ужас преследуемого человека. Бегущего не только от мира, но бегущего от самого себя.
Он моргает, отчаянно пытается прояснить ум. Если бы он был Брюсом Бэннером, если бы единственное, чем он дорожил, было единственным, что он не мог получить (это уже происходило с Блонски, это происходит теперь), куда бы он пошел? Не на юг, Брюс исчерпал тот путь.
Блонски смотрит на облака, затем обращает взгляд на север. В Канаду.
~ * ~
Они ни разу и близко не подошли к тому, чтобы поймать его. В отличие от Бэннера он знает, как бежать, как скрываться и как бороться. Он достаточно осторожен, чтобы свести ошибки к минимуму.
В разбитом зеркале туалета на старой бензоколонке под мерцающей полумертвой люминесцентной лампой Блонски изучает собственное лицо. Оно незнакомо; это лицо незнакомца, но он все еще чувствует себя внутри.
~ * ~
Каждая стоянка для грузовиков, каждое шоссе, каждый отдаленный ориентир посылает мысли Блонски по тому же самому затасканному кругу: Брюс видел это? Брюс шел этой дорогой?
Иногда он решает, что да; иногда он думает, что совершенно сбился с пути.
~ * ~
Может быть, инстинкт, может быть, волшебство приводит его в эту дикую местность, прямо сюда.
Он не замечает природу, цвета, небо, окрашенное закатом. Он ничего не видит, ничего не чувствует, только один шаг за другим, глубокое истощение от охоты вслепую, ведения борьбы без врага и без намечающегося конца.
Дерево за спиной жесткое, но отдохнуть не помешает. Он рисует в грязи концом палки.
Каким будет его следующее действие? Куда он пойдет, что будет делать?
~ * ~
Чье-то дыхание касается щеки Блонски.
Он рефлекторно вскакивает на ноги, тянется к оружию, которого нет. Встает так, чтобы дерево оказалось между ним и его противником…
О, нет. О, черт, нет.
Зеленый монстр, Халк, это невероятное чудовище склоняется под ветками и подается вперед. Оно кажется скорее любопытным, нежели агрессивным, что противоречит опыту Блонски, но он особо не жалуется.
- Помнишь меня? – осторожно спрашивает он.
Халк подбирается ближе. Блонски вздрагивает, заставляет себя не шевелиться, пока он обнюхивает его – чувствует его запах – и издает странный, грубый звук, который, возможно, означает «Блонски».
- Да, - говорит Блонски.
Халк пятится слегка, затем ревет, обдавая Блонски волной звука, которая может сравниться с взрывной волной гранаты. Его сердце колотится, кулаки сжимаются, но он – все еще – человек.
- Не делай этого, - неровно произносит Блонски.
Халк фыркает и делает жест, который можно принять за пожатие плечами. Блонски приходится сдерживать подступающий смех, не странное ли ощущение.
Он нашел Брюса Бэннера.
Он нашел Брюса Бэннера.
Когда Халк отворачивается, он не начинает бежать, а просто идет в легком (ну, для его размера это считается легким, полагает Блонски) темпе. Это не мешает Блонски следовать за ним, держась позади.
~ * ~
Здесь есть хижина. Посреди Нигде. К ней примыкает своего рода навес, достаточно широкий, чтобы Халк мог проникнуть внутрь. Что он и делает, и устраивается для утреннего сна.
Блонски садится напротив него. Ветра здесь нет и воздух чуть менее холодный. Он подождет некоторое время, даже если ему придется столкнуться с враждебностью Брюса, когда тот проснется.
Проходит несколько часов прежде, чем наступает превращение. Выглядит болезненным.
Затем еще несколько минут и Брюс шевелится. Один близорукий взгляд в направлении Блонски и он уже полуотползает назад с широкими глазами.
- Какого черта ты здесь делаешь?
Блонски, по правде, нечего на это ответить. Месяцы ожидания, преследования, и он никогда не задумывался, как пойдет этот разговор. - Не прогоняй меня, - все, что ему приходит в голову сказать. Затем «пожалуйста», выжатое сквозь язык и зубы.
Брюс встает, одной рукой придерживая разорванные штаны, которые он, должно быть, носил, когда изменился. - Я не убил тебя, - говорит он, и Блонски знает, что он имеет в виду Халка, не себя. - Почему я не убил тебя?
- Я не пытался убить тебя? - предлагает Блонски.
Брюс выглядит полностью сбитым с толку. Он понятия не имеет, что делать с посетителями любого рода, и Блонски явно придется отказаться от идеи хитрить с кем-то, кто настолько привык к одиночеству.
- Жди здесь, - произносит Брюс и исчезает в доме. Возвращается несколько секунд спустя, обернутый в халат, все еще придерживая пояс. - Ладно, - и кивает, делая знак, чтобы Блонски следовал за ним внутрь.
Хижина - одна комната. Кровать в углу, кухонька, стол. Очень практично, очень спартански.
- Я действительно не знаю, что сказать тебе, - говорит Брюс. – То есть. Последний раз, когда мы виделись, я душил тебя цепью.
- После того, как я чуть не вышиб тебе мозги ею, - парирует Блонски. - Думаю, мы квиты.
- Я не это имел в виду. – Брюсу, кажется, неловко. - Что ты здесь делаешь?
Блонски делает вдох. - Не слишком много вариантов, верно?
Брюс садится за стол. - Ты был в заключении у военных?
Блонски кивает.
- О, боже, - выдыхает Брюс, - как ты выбрался?
- Ничто такого, - говорит Блонски, возможно чересчур поспешно. - Только я сам, это все.
- Значит, ты не… - начинает Брюс.
- Нет, начиная с Нью-Йорка.
- И как ты меня нашел?
Блонски пожимает плечами. - Искал.
Брюс выглядит так, будто отчаянно желает резко сменить тему. - Ты голоден? – спрашивает он, поднимаясь на ноги.
Да, понимает Блонски. Он голоден. Фактически, умирает с голоду.
~ * ~
- Я не могу помочь тебе управлять тем, что в тебе, - говорит Брюс много позже. - Я даже не могу управлять тем, что во мне.
- По мне, так ты делаешь успехи.
- Успехи, не более того, - Брюс наклоняется вперед. Он настроен в ином духе, так или иначе, понимает Блонски; в научном духе, в духе решения проблем. – Пока я сделал недостаточно.
- Ты не знаешь себя так хорошо, - говорит Блонски, - поэтому.
- Извини?
- Ты не знаешь себя, ты не знаешь, против чего ты борешься, – Блонски поднимает взгляд. - Я могу помочь тебе с этим. Твой монстр - это сила и инстинкт. Я знаю, как их использовать.
- А твой? - спрашивает Брюс.
- Хаос.
- Инстинкт и есть хаос.
- Инстинкт – это приказ, который ты не можешь понять, - поправляет Блонски.
Брюс поражен; Блонски точно зачарованный, но это дыхание жизни, тепло в сочетании с холодными чертами – это магия военной лаборатории.
- Ты изменился, - говорит Брюс.
- Люди меняются.
- Я знаю. - Брюс говорит это с окончательностью, с уверенностью. Блонски верит ему.
~ * ~
Два дня пустоты. Блонски, наконец, не бежит. И не преследует.
Брюс скромен, в переодевании, в мытье. Просит Блонски выйти или отвернуться.
У Блонски не было никакого человеческого контакта за пределами той лаборатории – мягкие пальцы, холодный антисептик, острые иглы. Он жаждет дотронуться до Брюса Бэннера и перехватить часть того тепла для себя, но он не смотрит.
~ * ~
- Ты веришь себе, что не изменишься? - спрашивает Брюс.
- Нет, - категорично отвечает Блонски.
- Хорошо. Отсюда мы и начнем.
Они сидят друг напротив друга на земле. Скрестив ноги.
- Мой тренер делал это в Бразилии, – Рот Брюса вздрагивает при воспоминании. - Не отвечай. - И бьет Блонски слева по лицу наотмашь.
Гудение на краю сознания Блонски становится сильнее.
- Не слушай его, - говорит Брюс, как будто он знает, и бьет Блонски снова.
Это ничто, это ничто, думает Блонски. Но, боже, боже, как ему хочется…
Еще удар. Блонски выставляет руку, чтобы Брюс остановился. Ни слова, и он вполне уверен, что выражение его лица не меняется, но что-то бушует в нем. Блонски должен выпустить это.
Он бросается через разделяющее их пространство и придавливает Брюса к земле. Брюс отталкивает его, готовый сопротивляться – как будто это нападение – но Блонски не причиняет ему боль, просто целует его. Слишком крепко сначала, слишком импульсивно, и их зубы сталкиваются, но потом Блонски успокаивается, втягивая Брюса в поцелуй. Язык Брюса проскальзывает в его рот, только слегка, а затем становится намного хуже, слишком интенсивно, желание отражается эхом желания между ними.
Как бы то ни было, Брюс перекатывается так, чтобы оказаться сверху. Он отстраняется, чтобы отдышаться, опираясь на руку под плечом Блонски.
- Такого в Бразилии никогда не случалось, - говорит он.
~ * ~
В кровати Блонски целует Брюса, как будто это прекрасно, как будто Блонски может найти только воздух, только жизнь в нем. И он не слишком уверен, что это не так. И Брюс выгибается под ним, его руки дрожат от чего-то большего, чем страсть, когда он проводит ими по бедрам Блонски, ребрам и обхватывает его за плечи.
- Я могу, - выговаривает Брюс, - я могу измениться. - Он очерчивает челюсть Блонски, в открытых глазах отчаянное желание найти понимание.
- Я тоже могу, - говорит Блонски. Вызов принят. Они могут не беспокоиться, что убьют друг друга – в каждом из них встроена дополнительная страховка.
- Ладно, - говорит Брюс, - хорошо, - и целует Блонски в челюсть, в горло, в шею, как будто это все, чего Брюс когда-либо хотел.
Брюс снова оказывается сверху, член Блонски скользит вдоль щели между его ягодиц, и Блонски представляет, внезапно и явственно, каково бы это было - трахнуть его, оказаться внутри – Брюс стонет в плечо Блонски, как если бы мог прочесть его мысли, и Блонски видит череду дней, простирающихся перед ними, и некоторые из них могут быть тихими и пустыми, без никого за исключением их двоих, украшенная бисером пота кожа, смятые простыни, и Брюс Бэннер…
Блонски кончает с проклятием и Брюс не сильно отстает, задыхаясь.
И теперь Брюс целует Блонски неторопливо, со спокойной решимостью.
~ * ~
- Помни, тебе есть чему научиться у него, - говорит Брюс, - или он не будет частью тебя, как должно быть, – прямо перед тем как позволяет себе измениться, превращаясь в Халка. Халк стоит наготове перед Блонски.
Блонски дышит. Высвободить его. Все, что он должен сделать, это высвободить его.
Халк ревет. Когда Блонски распахивает глаза, они застелены янтарно-зеленым.
Еще одно предложение Софэндомцы те, кто из Санкт-Петербурга! Есть идея сходить еще раз в кино большой (или как получится) толпой народа, будем смущать общественность. В эту субботу, 11го числа, сеанс в 17-30 в Мираже на Озерках. После можно где-нибудь посидеть, обсудить, пообщаться и познакомиться. Надо определить, кто хочет, и забронировать билеты, чтобы не остаться с носом в выходной.
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Название: Спасите меня, Доктор Автор: TheDoctorsCompanion13 Перевод: Fucking_Renegade Фандом: Доктор Кто/Сверхъестественное Пейринг: Доктор, Кэнтон, Кроули!Кэнтон Рейтинг: PG-13 Ссылка на оригинал: www.fanfiction.net/s/6965218/1/Save_Me_Doctor
я считаю идеальная предыстория:
читать дальшеПо улицам, утопавшим в сильном ливне, в ночи брел одинокий человек. Он казался ошеломленным, идущим без определенной цели и не заботящимся о хлещущих его каплях дождя. Вода впитывалась в его строгий черный костюм, скроенный точно по фигуре. Короткие, темные волосы прилипли к голове, капли дождя текли с прядей ему на лицо. Он не делал никаких попыток найти укрытие, никаких движений, чтобы смахнуть капли, застилающие глаза. Он услышал до боли знакомый звук, и только тогда очнулся от своего оцепенения. Это был звук, который вызвал в памяти спрятанные воспоминания, которые были не вполне его. Звук заставил что-то подавляемое внутри зашевелиться. Он почувствовал непрошеное желание последовать на звук, найти источник потустороннего шума, достигшего его ушей. Ноги понесли его, он бежал на звук по скользким улицам и переулкам. Он двигался быстро, словно промокшая насквозь одежда не мешала ему. Когда шум стал оглушительным, когда дождь вокруг него завихрился под порывом ветра неизвестного происхождения, тогда он наконец остановился. Трёх путешественников раскидало по комнате управления, когда ТАРДИС сделала попытку приземлиться. Доктор крепко схватился за консоль, а Эми и Рори изо всех сил пытались сохранить равновесие. На лице Доктора играла широкая улыбка - его ТАРДИС завывала и скрежетала, это была песня Вселенной. Для Пондов это было облегчением, когда корабль приземлился, для Доктора - трагическим окончанием фантастического путешествия. В то время как Рори и Эми радовались новоприобретенному равновесию, Доктор потянул на себя передвижной монитор, чтобы проверить, где они приземлились. Целью была Барселона, планета, а не город, но к его легкому разочарованию, он промахнулся. И промахнулся сильно. - Я знаю это выражение, - сказала Эми, подходя к нему. – И где это мы? - Америка. Мы приземлились в Америке. - Он погладил консоль с заинтересованным выражением лица. - Почему ты принесла меня сюда, старушка? – шепотом спросил он свой корабль. - Америка – это плохо? – спросил Рори, копируя выражение Доктора. - Нет! Нет, конечно, нет, - ответил он, возвращаясь к энергичному настрою. - Это неожиданно, вот и все. Неожиданности - это хорошо. Я люблю неожиданности. Он побежал к дверям, пролетая мимо Эми и Рори, и без колебаний распахнул их настежь. Пелена дождя застилала пейзаж сразу за пределами дверей, отдельные капли падали через порог синей будки. Доктор непроизвольно попятился, потрясенный видом из дверного проема. Устало выглядевший человек склонялся под льющим как из ведра дождем, его черный костюм промок насквозь. Человек поднял голову со сдержанным выражением лица, но глаза выдали его удивление. Доктор знал, кем был этот человек. - Кэнтон? - Доктор? - Мужчина, казалось, был сбит с толку собственным американским акцентом, как гравий, хрустящим в ушах. - Кэнтон Эверетт Делавер Третий! Заходите, заходите! Долго вы были под дождем? – спросил Доктор, пропуская его в ТАРДИС и закрывая позади него дверь. Кэнтон оглядел интерьер корабля, моргнув несколько раз, как если бы только что проснулся. Он вздохнул и провел рукой по мокрым холодным волосам. - Хм, я не знаю… Он оглянулся на дверь, затем вновь повернулся к трем обеспокоенным лицам, изучавшим его. Он упускал что-то; в его памяти был провал. Последнее, что он помнил, была ночь в баре, после того как Доктор исчез, и сразу в следующий момент он оказался здесь, перед ТАРДИС. Он посмотрел на Доктора, пытаясь найти ответ в его лице, когда вдруг взрыв боли охватил его тело. Похороненные воспоминания нахлынули, наполняя и переполняя Кэнтона информацией. Он не знал, что это было, что сделали эти воспоминания с его телом, но он почувствовал это, пиявку в его душе, высасывающую из него все хорошее. Оно похитило его, проехалось на нем, как на низшем животном, и разрушило его жизнь. Оно убило его парня. "О, Боже, - подумал он, и слезы начали жечь глаза, - Дэвид, мне так жаль". Вид его выпотрошенного партнера было запечатлено навсегда в его памяти, чтобы никогда больше не потеряться, независимо от того как сильно он будет пытаться. По непонятной причине, впервые с тех пор как нечто вошло в его тело, оно потеряло контроль, и Кэнтон решил удержать его. Он упал на колени, пытаясь затолкать это поглубже и держать его там. Оно боролось с ним, давило на волю и причиняло ему боль. Он закричал, более неспособный управлять собой, и рухнул на пол. Доктор подбежал к нему и обнял одной рукой за плечи, приподнимая его туловищем. - Что это? Что случилось? - спросил Доктор, подзывая Эми и Рори на помощь. Они встали по обе стороны от Кэнтона, держа его так, чтобы Доктор оказался к нему лицом. Он посмотрел Доктору прямо в глаза, вздрагивая от боли, когда нечто в нем надавило на его внутренности. - Это во мне, Доктор, в моей голове и в моей душе. Помогите мне, пожалуйста! Печаль и боль были запечатлены в чертах его лица. Было также и другое чувство, то, которое никогда не пробивалось на поверхность прежде: страх. Чистый страх просочился через брешь в его выдержке. Доктор обеими руками обхватил голову Кэнтона, его пальцы прижались к вискам, и держал ее так, чтобы осмотреть его должным образом. Он закрыл глаза и заглянул внутрь бывшего агента ФБР, сканируя его сознание. Все в его голове открывалось как свежие страницы книги - его воспоминания, чувства и мысли. Когда он попытался проникнуть глубже, нечто дало о себе знать, выбросив его из головы Кэнтона с силой, которая отшвырнула его назад. - Что это, Кэнтон? Что там? - спросил он, поднимаясь с пола. - Я не знаю. Я не знаю, что это. Его тело свело нервнопаралитической болью, его мышцы дрожали так, будто бы он трясся от холода. Если бы Эми и Рори не держали его, то он вцепился бы в пол. Доктор изучал его в поисках ответа, но Кэнтон отказывался смотреть ему в глаза. - Вы что-то знаете. Вы знаете, что это, не так ли? Кэнтон затряс головой. - Кэнтон, я должен знать! - Вы не поверите, - он резко подался вперед, изо рта закапала кровь. - Что могло сделать с ним такое? - спросила Эми, они с Рори изо всех сил пытались удержать его сидя. - Я не знаю. Было что-то в его голове, что-то еще, занимающее ее, но я не уверен, что именно. - И что мы собираемся делать с ним? - спросил Рори. - Мы можем поместить его в одну из комнат, пока он не... Руки Кэнтона дернулись, а его голова немного качнулась. - О, - произнес Доктор, отступая. - Советую вам отпустить его и отойти подальше. Доктор почувствовал, как невероятная сила проснулась в Кэнтоне. Это была та же сила, что выбросила его из головы Кэнтона. Эми и Рори осторожно оставили его стоять на коленях и встали позади Доктора. Кэнтон застонал, приходя в сознание, качаясь в попытке удержать равновесие. Он упал вперед на руки и оставался в таком положении несколько мгновений, чтобы собраться. Когда он оказался готов, он поднялся на ноги, смахивая дождевую воду с костюма. Он огляделся вокруг, сбитый с толку антуражем, пока не вспомнил. Недавно вернувшиеся воспоминания затопили его разум, сообщая ему о том, где он находился. Он ухмыльнулся, когда его взгляд остановился на мужчине в галстуке-бабочке и твидовом пиджаке. - Доктор, - произнес он, голос его был неожиданно резким, с английским акцентом. - Кэнтон? - спросил Доктор осторожно. - Не совсем, дорогуша. Доктор приспосабливался к этому новому существу. Он подобрался, заставляя себя казаться крупнее, как сделало бы животное в дикой природе. Его внимание было полностью сосредоточено на этом ком-то, чем-то, что это было. - Что тогда? - Порождение кошмаров? - Не играй со мной, - коротко отрезал Доктор. Он пожал плечами, будто бы соглашаясь, но он мог бы играть в игры весь день с этим Доктором, если бы только захотел. - Я демон, - сказал он просто. - Демон. - Доктор рассмеялся, но смех не коснулся его глаз. - Я так не думаю. Эти двое так напряженно изучали один другого, оценивая друг друга, что забыли, что они были не одни в комнате. Эми и Рори не смели пошевелиться или заговорить. Они чувствовали потрескивающее напряжение. - Нет? Могущественное создание наклонило голову как ящерица, пристально глядя на Доктора с весельем, искрящимся в глазах. Он удостоверился, что полностью завладел вниманием Доктора, прежде чем позволил своим зрачкам расшириться. Они застлали собой радужки и белки его глаз, оставляя сиять две черные, бездонные дыры. Доктор лишь скрестил руки на груди и усмехнулся. - Я видел вещи и пострашнее. - Я так не думаю, сладенький. Ты узрел лишь мою душу. Деяния, на которые я способен, заставили бы тебя просить пощады. Доктор вышел вперед, смерив его взглядом. - Кто ты и что ты сделал с Кэнтоном? Он скопировал движение Доктора, оставляя небольшое пространство между ними. - Я Кроули, Король Ада, и это тело принадлежит мне.
не читать дальше - Господи, - простонал Кроули. То был отчаянный, протяжный возглас, требовательный и жаждущий. Он выгнулся спиной, пальцы сжались в кулак. Кастиэль улыбнулся, гордое, самодовольное выражение полностью поглотило его черты. Он крепче стиснул бедра Кроули, впиваясь пальцами в плоть. Король Ада был нагнут, бормотал пахабщину в лихорадочном темпе и насаживался на толстые ловкие пальцы. - Да, вот кто я есть.
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Интересно, кто-нибудь обратил внимание на песню, которая играла, когда Кас заявился в логово Кроули в 6.21? Он знал, чем все обернется, а если не знал, то догадывался. Ах да, и еще у него отменный вкус.
The Undisputed Truth - Smiling Faces Sometimes
Smiling faces sometimes pretend to be your friend Smiling faces show no traces of the evil that lurks within Smiling faces, smiling faces sometimes They don't tell the truth uh Smiling faces, smiling faces Tell lies and I got proof
The truth is in the eyes Cause the eyes don't lie, amen Remember a smile is just A frown turned upside down My friend let me tell you Smiling faces, smiling faces sometimes They don't tell the truth, uh Smiling faces, smiling faces Tell lies and I got proof Beware, beware of the handshake That hides the snake I'm telling you beware Beware of the pat on the back It just might hold you back Jealousy (jealousy) Misery (misery) Envy
Your enemy won't do you no harm Cause you'll know where he's coming from Don't let the handshake and the smile fool ya Take my advice I'm only try' to school ya
Making deals, kissing people, one hell of a business.
... а точнее творческие. на неопределенный промежуток времени, который может растянуться до года двух лет
в предыдущих серияхДоктор Кто: Мастер/Мастер, перевод, зарисовка Доктор Кто: Доктор/Мастер, перевод, макси - вторая глава ??? Бесславные Ублюдки: Ланда/Хелльштром, 2 часть перевода ??? Друзья Оушена: Дэнни/Расти, перевод На игле: Рэнт/Дохлый, перевод Бесславные Ублюдки: Ланда/Цоллер, перевод Бесславные Ублюдки: "Дневник..." - заморожен Доктор Кто: Мастер/11, Мастер/10, Мастер/Мастер, перевод Доктор Кто/В отрыв! кроссовер, перевод
UPD 1 Обмани меня: Лайтман/Локер, авторский. готово
UPD 2 Кас/Кроули, НЦа, перевод Кэнтон/Джек, перевод Кэнтон|Кроули, перевод - ПОЧТИ Кас/Кроули, перевод, по следам 20 серии
UPD 3 спновские Байки Бешеные псы: Белый/Рыжий, перевод (кажется, половина уже готова) От заката до рассвета: Сет/Ричи, перевод (вне временной текст, который я когда-нибудь сделаю!) Good Omens: Кроули/Азирафель, перевод (там только отредактировать) MI4: Бенджи/Брандт, перевод продолжения keep the car running MI4: Хант/Брандт/Бенджи, перевод - ДА! и не надо тут делать изумленные глаза! текст один из самых "горячих", что я читала за последнее время. какой - не скажу мультифандомный крэк!фик с Тони Старком, перевод еще желательно вторую часть того адского мпрега по Доктору закончить ну и по мелочи авторские, хотя конкретных идей на данный момент не имеется
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Итак, это случилось: очаровательный Король Ада переманил меня на темную сторону. продала ему душу за печеньки
1. Words Have Not Yet Been Invented (NC-17) - некоторая ООСность, конечно, присутствует, на мой вкус. И даже некоторая флаффность местами. Но понравился мне больше всего. Тут wing-porn, в самом деле! Мой кинк и guilty pleasure. Кроули не жжет, но его можно простить - действие происходит после его воскрешения, прошедшего далеко не гладко. В общем если никто еще не опередил меня, поставлю его в очередь на перевод. 2. Spitting Sentry, Horned and Tailed (NC-17) - PWP такой PWP. Но с интересной завязкой. У Кроули татуировка на енохианском, которая защищает его от ангелов (точнее от спойлердевственников). И не только защищает, но и спойлерпревращает любую причиненную боль в удовольствие, прямо пропорционально. Но ведь Кастиэлю необходимо контролировать хитрожопого демона перед лицом Апокалипсиса! Вот они и решают эту проблему. Кроули тут довольно каноничная язва. 3. Soulless (NC-17) - Сделка ангела с демоном потребовала больше, чем поцелуй. Неинтересно. Кроули топ. Неинтересно. В конце Кас дьявольски сверкает красными глазами, хах. 4. A Little Wicked (R) - Чем больше wing-porn'a, тем больше флаффа... логично и обидно. Кас и Кроули исцеляют друг друга, обзываются хорошими и вообще идиллия. Но крылья - это круто! 5. Sealed With A Kiss (NC-17) - Минусы: Опять довольно тошнотно флаффно. В начале много поцелуев под предлогом сделки. Плюсы: Кроули, обламывающий инициативу Каса. Пассив!Кроули сверху. ДА! 6. Not Alone (R) - Опять татуировки, теперь на обоих, и рисуют они их друг другу. Эротишно. Кас и Кроули тоже не хотят быть форева элоун. Обоснуй? Универсальный: "Апокалипсис меняет всех" (с). 7. Putting On The Ritz (R) - в каждом фандоме, у каждого пейринга есть PWP по пьяне - это закон.
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Без названия. Автор: анонимный (с кинк-феста) Перевод: Fucking_Renegade Фандом: Marvel Пейринг: Росомаха/Дэдпул Рейтинг: NС-17 Жанр: юмор, PWP
читать дальше Привет, Истинно Верующие! Это снова я, ваш любимый Без Умолку Наемник. Только теперь не совсем такой, как прежде. Рот у меня по-прежнему имеется, но вот наемничество сошло на нет, когда все подохли. Думаю, вы гадаете, что же случилось. Во всем виновата та самая прелестная леди, Сексуальность Во Плоти, Феникс. Она пыталась разрушить планету, а я остановил ее. Ну, то есть я помогал. Окей, мне протянули собственную задницу. Буквально. Я так и не узнал имя той очаровательной женщины в трико, которая вернула мне вышеупомянутую часть тела. Она была миленькой, хихикнула, когда я сказал, что надорвал задницу, и оценила по достоинству мои стальные булки. Она мне понравилась. Следующий заряд Феникса уложил ее и всех остальных, у кого не было исцеляющих способностей или неуязвимости. После этого за дело взялся Росомаха. Он поговорил со своей драгоценной Джинни (Я однажды назвал ее так. Ничем хорошим это не кончилось), сказал, что из тех, кого она знала не осталось никого, кроме него. Феникс хорошенько вздремнула между воскрешениями. Она была очень расстроена, и Росомаха убедил ее, что пришло время двигаться дальше. Все это было очень сентиментально. Уверен, я бы всплакнул, если бы не заскучал и не начал строить замки из пепла. Феникс решила не съедать солнце, а потом Джин вроде как устала и захотела остановить цикл. Росомаха проткнул Джин, и когда та умерла, Сила Феникса высвободилась. А вы знали, что Джин и Сила Феникса, это разные вещи? Я, кажется, пропустил это. За этим было круто наблюдать. Феникс устремилась в космос, чтобы сожрать чье-нибудь другое солнце, а Джин осталась лежать мертвой. А теперь наступает забавная часть. Честное слово, просто оборжаться. Я был полностью готов веселиться. Мы победили, ура, все трупы сгорели, так что нам даже не надо было их хоронить, айда праздновать! Пошел купить пивка. Пива не было. Не было винной лавки. Не было города. Ничего. Последний заряд Феникса был сильнее, чем мы думали. Мы спасли мир, но большая часть живого погибла. Не все было уничтожено. Некоторые люди на другой стороне планеты выжили. Конечно, дым и пепел, затмевающие солнце, голод, ледниковый период, болезни и еще много чего, что последовало за этим, прикончили их всех в течение нескольких следующих десятилетий, но в конце концов Феникс же не всех убила, верно? Это было давно. С тех пор выросли новые леса. Организмы выползли из воды, из-под камней и начали эволюционировать. Ящерки, грызуны и жуки. Правда, никаких людей, только мы, кучка тех, кто не может умереть. Когда люди окончательно эволюционируют, меня будут почитать как бога. Сделают мои статуи и будут предлагать в жертву девственниц. Или экс-девственниц, я не привередлив. Я брожу по лесу и вдруг чувствую запах дыма. Я следую за запахом, потому что больше мне делать нечего (что распространяется на последние несколько веков), и возможно мне удастся перехватить поджаренную крыску. Я не ожидаю увидеть людей, потому что их нет, но когда я выхожу на поляну, то вижу небольшой костерок и голую, волосатую спину. То, что он голый, не является такой уж неожиданностью. Я сам голый. На то, чтобы прикрыть мой срам, требуется много крысиных шкурок, а еще я не додумался, как сделать нитку. У меня есть нож. Я сделал его из камня и прикрепил к ноге связанными вместе стеблями растений. По весне я использую ромашки. Голый парень рычит. Должно быть, Росомаха. - Привет, Роси! – Может, подеремся с ним. Я всегда готов к хорошему махачу. Крыс и ящериц хрен поймаешь, но они представляют собой не особо достойных противников в рукопашном бою. - Что тебе надо, Уилсон? Уилсон! Это я! Я знал, что у меня есть имя помимо Без Умолку Наемника. Я уже собираюсь предложить подраться по какой-нибудь причине – может, высмеять его навыки разведения костра – как вдруг у меня появляется идея получше. – Давай займемся сексом! - Что? – Росомаха поворачивается и пялится на меня. Хорошее слово. Пялиться пялиться пялиться. - Секс. Давай займемся сексом. - С тобой? Я оглядываюсь по сторонам. Вокруг никого. - Со мной. У меня давненько не было секса ни с кем, кроме как с самим собой. Надеюсь, я не буду ревновать. Передо мной трудно устоять. - Забудь. – Росомаха снова поворачивается к огню. Хорошенький огонь, правда, не такой интересный, как я. - Чтоб ты знал, я очень соблазнительный. Женщины в очередь передо мной выстраивались, до того, как вымерли. Все они хотели только мою ДНК. Мне не хватало смелости сказать им, что мой исцеляющий фактор не был генетическим, а рак, вероятно, сделал меня бесплодным. - Ты отвратителен. - Это ранит. Не то чтобы сам Росомаха был таким уж подарочком. Кроме того, все мертвы. Как я могу быть уродливым, если красавчиков не осталось? - Ты никогда не затыкаешься? - У меня очень хорошие манеры. - Росомаха опять поворачивается ко мне, и я бросаю на него плотоядный взгляд. - Я всегда вытираю ноги при входе в дом, не то чтобы еще остались какие-то дома, и если бы у нас был стол, я бы не стал класть на него локти, и я никогда, никогда бы не говорил с набитым ртом. А еще я всегда возвращаю должок. Я добавил последнюю фразу, на случай если Роси решит разложить меня, а потом бросить ни с чем. Росомаха обдумывает это, и у меня появляется возможность оглядеть его. По-прежнему низкорослый и волосатый, немного худощав, но все так же мускулист. Относительно чистый. Очевидно, он побывал в реке в этом году. Личная гигиена пострадала одной из первых. Я тут недавно на Саблезуба напоролся, и ого-го! Я имею в виду, он никогда не был мистером Чистюлей, начнем с того, но я не могу понять одного, как парень с обостренным восприятием, может выдерживать такой "аромат". Росомаха закатывает глаза. - Если дам отсосать, ты заткнешься? Я киваю и спешу через поляну, чтобы приземлиться перед ним на колени. Я, конечно, предпочитаю дамочек, но у нас тут с недавних пор есть определенный дефицит, к тому же, мне ведь не нужно волноваться, что об этом прознают парни в баре, верно? Росомаха как-то странно смотрит на меня. - Уилсон, ты хоть осознаешь, что говоришь? Что? - Что? - У тебя губы шевелятся, и звуки выходят. Ты рассказываешь свою историю вслух, с тех пор как пришел сюда, и ни разу не заткнулся дольше, чем на пару секунд, с тех пор как я впервые услышал тебя. Что ж, разве это не интересно? Я поднимаю руки, трогаю губы, и действительно – они двигаются! Я кладу пальцы на горло и чувствую, как вибрируют голосовые связки. Круто. Интересно, давно я так? Это объясняет, почему мне так трудно подкрадываться к животным и почему во рту постоянно сохнет. - Ты чокнутый, - бормочет Росомаха. - Мне не по себе в одиночестве и тишине. Не все мы одинокие волки. Так мы можем заняться сексом? Росомаха вздыхает и вытягивает ноги. Маленький Росомаха проявляет куда больше интереса, чем Большой Росомаха. Так и знал, что он этого хочет. Я наклоняюсь и скольжу губами… не... Мпф! Ммм! - Мой мозг отключился! – я в панике выпрямляюсь. Росомаха рычит и хватает меня за голову, тянет обратно вниз. - С твоим мозгом все в порядке. Тебе нужно научиться думать и не болтать одновременно. Вероятно, это правда, так что я пробую снова, облизываю разок, потом открываю рот пошире и… … Черт, думать с набитым ртом так трудно! По крайней мере, Росомаха, кажется, доволен. Он лежит, взмокший и расслабленный. И теперь я могу воспользоваться его вниманием. Росомаха рычит и садится прямо. - В конце концов, ты хоть немного помолчал, - ворчит он, затем переворачивает меня плашмя на живот и нависает надо мной. Несколько секунд он тычется носом и обнюхивает, затем приступает к делу. О боже, он хорош. Горячо и влажно, и ощущение всасывания, да еще и с языком. Еще чуть-чуть, и я рвусь вверх, и ааа! Да, вот так! Грр! - С кем это ты разговариваешь? – спрашивает Росомаха и садится. - С нашими преданными читателями. У них ведь все еще есть цивилизация, счастливые ублюдки. - Понятно. – Росомаха откидывается на спину, и мы оба смотрим, как плывут облака. Это было славно. Я бы не отказался повторить когда-нибудь снова. Может быть, Росомаха готов к следующему заходу? Спорю, он быстро восстанавливается, и… о! Сочные растения. - Сочные растения? Какого хрена? С каких пор Росомаха у нас телепат? Ах да, думаю вслух. - Вон те, - я указываю на толстоствольные папоротники. - Когда ломаешь стебли, внутри оказывается сок. Скользкий, липкий сок. Еще и щиплется. - Ну и что? Он не въезжает что к чему. - Он помогает легче засовывать одни вещи в другие вещи, - объясняю я, стараясь быть терпеливым и тактичным, и не упоминать члены и дырки, на случай если ему неприятна такая степень интимности. Я не хочу выслушивать, что мы слишком торопимся и что ему неприятно, в каком направлении движутся наши отношения. Росомаха таращится на меня, но идет к растениям. Может быть, он думает, что они убегут, если он будет слишком шуметь? *Сникт!* Он срезает куст и подбирает стебли, выдавливая сок на пальцы и член. Он возвращается, выглядит опасным и мужественным, честное слово, несмотря на букетик. Он рычит на меня. - На четвереньки. - Эй, кто сказал, что ты будешь сверху? *Сникт.* Мне нравится стоять на четвереньках. Удобно. Только не поймите меня неправильно. Я не боюсь Росомаху. Я просто хочу секса, а драка это не секс, если делаешь все правильно. Или очень, очень неправильно. К тому же я вполне уверен в своей мужественности... о. Оу. О, так лучше. О-о, щиплет. Больше теперь, больше пальцев. Он удивительно осторожен и внимателен. Я не ожидал подготовки в качестве разогрева. А, вот так хорошо, вон там, сделай это еще раз, о да. Эй, не останавливаться! Давай же, мы ведь только нача... ааа! Сильнее, быстрее, ты же знаешь, что я выдержу и заживлю. *Сникт.* Когти, длинные и намного, намного острее моего ножа. Адамантий действительно долговечный, м-да? Скользят вниз по моей груди, еле касаясь, пока Росомаха вколачивается в меня. Небольшой укол, небольшая царапина, и у меня появляются мурашки. О да, хорошо. В идеале еще бы мне протянули руку помощи, да, вот именно так. Когти все еще выпущены, слишком близко к деликатной части организма, но что это за жизнь без риска? Я сжимаюсь и двигаюсь навстречу, и Росомаха рычит и наконец набирает скорость. У меня дрожат руки, и я падаю на локти, опуская голову и глядя, как работает его рука, его когти отбрасывают блики, когда он дрочит мне и вбивается в меня, и я не могу вспомнить последний раз, когда мне было так хорошо. - Ммм, - я рычу и кончаю. Росомаха держится дольше, но не намного. Он падает на меня. Тяжелый. Росомаха фыркает и скатывается с меня. Как обычный мужик. Две перепихона, и затем он заваливается спать. - Я бы вырвал тебе язык, если бы не знал, что ты будешь ныть еще больше, когда отрастишь новый. Он это не всерьез. Я ему нравлюсь. Может, я останусь. Мы можем отправиться на юг, когда наступит осень, поохотиться на акулодилов. - Что за, мать их, акулодилы? - У них очень вытянутые челюсти, гладкая кожа, ноги по бокам и округлые тела. И зубы. Много зубов. У меня как-то был питомец. Он откусил мне пятнадцать пальцев. Росомаха опять фыркает. Ему нужна компания. Долгое одиночество не пойдет ему на пользу. Когда меня будут возносить как бога, он станет моим как-это-называется. Сообщником? Нет, не так. - Почти так. Да, Уэйд, можешь остаться, если будешь хоть изредка затыкаться. Я могу молчать. Я хорошо умею молчать. Я великий охотник, знаете ли. Стоп, как он меня назвал? Уэйд? Это тоже я! Нравится мне больше, чем Уилсон. У него тоже есть другое имя. Как оно там было? - Логан. А теперь ложись спать. Логан. Логан и Уэйд. Росомаха и… Дэдпул. Да, точно. Дэдпул и Росомаха. Из этого получилась бы хорошая серия. Я закрываю глаза и засыпаю.
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Обещаю, что такие здоровые посты будут не чаще чем раз в четыре месяца! Да и вообще, сириосли, вы подписались на натурального кинофага. Бросив печальный взгляд на тех, кто за 4 месяца дай бог 20 фильмов посмотрели, я тоже решила собрать все фильмы, которые посмотрю за год. Если что заинтересует, в комментариях с удовольствием расскажу-покажу подробнее.
Январь: в начале года у меня всегда происходит рецидив навязчивого маниакального тимрот-расстройства, поэтому в основном фильмы с ТР (и это не считая двух сезонов Теории Лжи за три дня!) 1. Четыре комнаты (пересмотр) 2. Бешеные псы (пересмотр) 3. Детектор-лжи (пересмотр) 4. Американский психопат (хороший фильм, но не затронул чувствительные струны моей души, Кристиан Бейл очень красивый мужчина и очень красиво покрывался холодной испариной, также ему идет бензопила и отсутствие одежды) 5. Ватель 6. Новая Франция 7. Убийство в Хартленде 8. Серебряный город 9. Черная метка 10. Страна надежды 11. Знакомьтесь, Джо Блэк (ради Энтони Хопкинса) 12. Убеждение (с Сэмочкой Рокуэллом) 13. Планкетт и Маклейн (с Джонни Ли Миллером, Робертом Карлайлом и Аланом Каммингом) 14. Уиллард (с великолепным Криспином Гловером и крысами)
Февраль: 15. Шоу Трумена 16. Я люблю тебя, Филипп Моррис (пересмотр) 17. Грустная валентинка 18. Роб Рой (пересмотр) 19. Интимный дневник (с Эваном Макгрегором НЕ в главной роли) 20. Экс-ударник 21. Черный лебедь х2 22. Паленые деньги это как Бешеные псы, только про испанцев-геев. парни реально очень красивые. 23. Розенкранц и Гильденстерн мертвы (пересмотр) 24. Рок-н-рольщик
Март: 25. Карты, деньги и два ствола (все-таки именно он стал моим любимым фильмом Гая Ричи. идеальный каст, сюжет и съемка) 26. Король говорит 27. Человек-слон (глаза, глаза молодого Энтони Хопкинса!..) 28. Голова-ластик (сакральный смысл фильма остался для меня неизвестен) 29. Красный дракон (влюбилась в Файнса) 30. Ты встретишь таинственного незнакомца (окончательно поняла, что Вуди Ален не мой режиссер. хотя смотрела ради Хопкинса) 31. Молчание ягнят (пересмотр) 32. Шерлок Холмс (2009) (пересмотр) 33. Кристофер и ему подобные 34. Ганнибал (пересмотр) 35. Запятнанная репутация (пересмотр) (Энтони Хопкинс и Николь Кидман, лучший фильм с геронтофилийской темой) 36. На грани (на Энтони Хопкинса и Алека Болдуина было просто приятно смотреть. очень хороший фильм) 37. Красная шапочка 38. Четыре комнаты (2-х часовая версия, та, что была в детстве у мамы на кассете! с кучей потрясающих вырезанных сцен и переводом аля Володарский)) 39. Розенкранц и Гильденстерн мертвы (пересмотр) 40. Бешеные псы (пересмотр) 41. Одинокий мужчина (пересмотр) (влюбилась в Мэттью Гуда) 42. Простить и забыть (пересмотр) (с Симмочкой) 43. Хранители х2
Апрель: 44. Красный дракон (пересмотр) 45. Солдаты неудачи 46. Вундеркинды (замечательный фильм. Майкл Дуглас хорошо играет, РДМ с Магуайром без комментариев) 47. Священник 48. Запрещенный прием 49. Зеленый шершень 50. Впритык 51. Проделки в колледже 52. Готика (все психиатры становятся психами. так себе фильм, только ради милого неловкого безответно влюбленного РДМ) 53. Поцелуй навылет (пересмотр) 54. Ангелы и демоны х2 (пересмотр) (да, мне нравится этот фильм! там эпичный OST, красивая архитектура, сексуальный камерарий и "три лица Тома Хэнкса: Том Хэнкс думает, Том Хэнкс суетится и Том Хэнкс вот-вот блеванет" одна из лучших сцен эва 55. Сердце и души (я смеялась, а родители плакали - такой вот фильм. Очень молодой, очень талантливый РДМ. мне очень понравился! особенно те моменты, где в него бабенки вселяются) 56. Росомаха (решила с него начать свое знакомство с Дэдпулом. позже поняла, что с комиксом имеет мало общего, но чисто эстетически... о, да) 57. Погребенный заживо (смотрела специально ночью, в темноте. поэтому в конце рыдалъ. такой фильм "90-минут-в-ящике-с-одним-героем" обязан существовать. тем более Райан Рейнольдс хорошенький) 58. Железный человек-2 (пересмотр) 59. Громобой (смотреть его ради Эвана Макгрегора в надежде, что он воскреснет, было моей страшной ошибкой) 60. Любовь - это дьявол. Штрихи к портрету Фрэнсиса Бэкона х2 (об этом стопроцентно нужно писать отдельный пост, весь фильм - сплошной экзистенциальный оргазм) 61. Repo men (я обрела свою любимую гетную сцену!) www.youtube.com/watch?v=XnIv0jE4UqQ 62. Призрак ("О чем думал Роман Полански?! или Что я вынесла из фильма "Призрак", собравшего 5 премий Евро-Оскар") нет, правда, может кто-нибудь объяснит в чем ценность фильма? я почитала отзывы критиков, но они меня не убедили. вероятно, посмотрю когда-нибудь еще раз. очень уж мордашка у Макгрегора приятная. пс: саунд в фильме хороший, глумливо-напряженный. 63. Останься "Настолько продуманного до мелочей кино я не видел еще никогда. Каждая фраза, каждое событие, да, черт возьми, длина брюк у героя Эвана Макгрегора, важна" (с) по поводу брюк - 5 баллов! стоит пересмотреть и переосмыслить. идея ОЧЕНЬ классная, имхо. хотя ее ПОНИМАНИЕ маячит где-то на задворках сознания. а какой монтаж! восторг! переходы сцен... честно? я такого нигде больше не видела. 64. Тор (ебаная потеря времени. чуть не заснула. Один только Локи радовал) 65. Воды слонам (Кристоф Вальц на высоте!!! абсолютно великолепная роль и игра. хочу еще раз посмотреть, проследить каждое движение. он великолепен. а сцена где он душит жену? четкая параллель с удушением Хаммерсмарк в Бесславных ублюдках) 62. Мечта Кассандры (с Колином Фарреллом и Эваном Макгрегором)
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Сделала, а у себя запостить забыла.
Название: "Побежденный своим грехом" Автор: Bridget McKennitt Перевод: Fucking_Renegade Фандом: Переулок Сатаны Пейринг: Отец О’Мэлли/НМП Рейтинг: PG-13 Размер: мини Саммари: "Я плохо вел себя, святой отец. Пожалуйста, позвольте мне покаяться во искупление своих грехов". Дискламер: Переулок Сатаны принадлежит создателям Солдат Неудачи и другим компаниям.
читать дальше Мужчина, хотя едва ли он пересек грань между мальчиком и мужчиной, ступил в монастырь с удивлением во взоре, которое Отец О'Мэлли не мог не заметить. Он продолжал наблюдать за ним следующие несколько недель, он наблюдал за ним среди прочих монахов, наблюдал и в молитве на коленях перед Господом. Святой отец всегда совершал всенощное бдение. Желание и греховная страсть не обрушились внезапно, нет, но желание окутало его, как второе одеяние, – тяжкая ноша, которая часто заставляла его преклонять колени в поисках ответа. Во время одного из таких воззваний к Богу с вопросом, почему тот позволил подобным нечестивым мыслям проникнуть в его разум, в опустевшей просторной каморе рядом с ним на колени опустился мужчина. Его руки были сложены в молитве, и святой отец прервал собственную молитву, чтобы узреть, как беззвучные слова слетают с его губ. - Вы следите за мной, - сказал он, и святой отец снова вернулся к реальности. Мужчина улыбнулся и опустил руки. – Я замечал на себе ваш взгляд, с тех самых пор как прибыл. Что вы ищете, святой отец? Отец О’Мэлли покачал головой, румянец окрасил его щеки, когда он осознал, что был не так осторожен, как думал. - Прости, сын мой. Я лишь ищу прощения Господа нашего. - Греховно ли любить, святой отец? Бог создал нас, чтобы мы любили. Глаза мужчины мерцали в пламени свечей, кружа голову святого отца нечестивыми мыслями. Ему необходимо было помолиться. - Любить не грех, но только если это чувство между мужчиной и женщиной или между тобой и Господом. Прости меня, но я должен идти. У меня есть дела по хозяйству, которые нужно выполнить до исхода дня. Как только он поднялся на ноги, мужчина протянул руку и мягко удержал его запястье. Мягко и легко, тем не менее, святой отец был не в силах отстраниться. - Я плохо вел себя, святой отец. Пожалуйста, позвольте мне покаяться во искупление моих грехов. Святой отец сделал судорожный вдох, взглянув на грешное создание, принявшее личину послушника. Пламя свечей играло с его глазами злую шутку, отбрасывая прелестный жар на губы и щеки мужчины, заставляя его желать еще сильнее. - Да, да, - проговорил он порывисто. – Я помолюсь за тебя, пока ты каешься. Мужчина снова улыбнулся. - Благодарю, святой отец. – Он протянул руку и коснулся розария, свисающего с пояса, после чего проник рукой под его одеяние. Его хватка была твердой и лишенной колебаний. Святой отец резко вздохнул и закрыл глаза, поглощенный ощущениями плоти. - Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя Твоё...
Название: "Во истину. Однажды". Автор: tsukinofaerii Перевод: Fucking_Renegade Фандом: Переулок Сатаны Пейринг: Отец О’Мэлли/Отец Дойл Рейтинг: R Размер: мини Саммари: Отец O'Мэлли ищет раскаяния, и отец Дойл помогает ему преодолеть пригрешения плоти. Примечание: "Отец Дойл", предположительно, персонаж, которого сыграл Тоби Магуайр.
читать дальшеГолодовка. Бичевание. Избиение. Смерть. Отец О’Мэлли заслужил их, заслужил все это и даже больше, заслужил гореть в адском пламени за свои грехи. Нечистая плоть, он был недостоин чтить дом святости своим присутствием, и все же был желанным в нем - таким было прощение Божье. Бывало, что во время своих испытаний он ощущал, как Господь наполняет его Своим могуществом. Святой Дух витал вокруг, в ожидании когда он поборет свою нечестивость и станет достойным сосудом для Его власти. И затем, словно зловонное дыхание Ада, она отступит прочь вместе с плотскими желаниями, осквернявшими его. А затем, семь дней спустя, еще одно испытание и следующий за ним новый позор. O'Мэлли сможет. Его одержимость Дьяволом не будет вечной, и с каждым новым испытанием он ослаблял ее. Она спадет, и он снова будет свободным и праведным. Если бы на то не было Его воли, у него не было бы возможности покаяться, и тем самым смыть с себя грязь. Если бы не Отец Дойл, указывающий ему путь, словно огонек свечи во тьме. Скрученная власяница, зажатая между зубами, привязанная узкой полоской кожи тонкими пальцами Дойла. Это была милость, которой он не желал, но без нее он нарушил бы свой обет молчания и был бы проклят вдвойне за свою слабость. Однажды он справится без этого. Однажды он будет с Господом, вознесется над земными страстями, его запятнавшими. Так он поклялся, и так будет, даже если на раскаяние потребуется целая жизнь. - Вы в порядке, святой отец? - Дойл осторожно приподнял его подбородок, и он встретился взглядом с мальчишески невинной чистотой его глаз. И хотя он был молод, его наполняли Святой Дух и преданность служению Всевышнему. Красота его души вызывала слезы в глазах O'Мэлли. Такой была его чистота, что O'Мэлли был уверен, что Господь скоро призовет Дойла, и каждую ночь эгоистично молил, чтобы его проводник остался с ним еще на один день. - Еще есть время собраться с силами. Сатана ударял, когда дети Божьи были наиболее уязвимы. Он не мог позволить себе выиграть в легком сражении только потому, чтобы не вызвать сомнений в своей состоятельности. O'Мэлли покачал головой, протягивая вперед руки. Жалость наполнила голубые глаза, но и восхищение. - Ваша сила духа вызывает у меня смятение, святой отец, - прошептал Дойл, крепко связывая его запястья потертым ремнем. - Если бы все мы могли столь храбро заглянуть в лицо своим прегрешениям. И хотя на лице его это не отразилось, отчаяние в голосе Дойла задело сердце О'Мэлли. Какие прегрешения могли быть у молодого человека? Он был послан направлять, служить Господу, а не опускаться до проклятых душ Переулка Сатаны. Холодный воздух обдал ноги O'Мэлли, когда Дойл раскрыл его одеяние. К своему позору он уже начал реагировать на прикосновения и голос Дойла, к виду его, преклонившего колена на каменном полу, словно для молитвы. Но не молитва свела их вместе. Нежные губы сомкнулись вокруг него, и отец O'Мэлли запрокинул назад голову. Крест на оконном стекле сиял, наполненный теплом заходящего солнца. Когда влажный жар окутал его, он остановился взглядом на этом кресте, вспоминая заученные наизусть молитвы, чтобы отвлечься от грязи, коей являлось плотское наслаждение. Его связанные вместе руки еще не пытаются сорвать оковы и зарыться в волосы Дойла, но они будут пытаться, о, они будут. И ткань между губами станет мокрой от желания кричать, когда Святой Дух снова покинет его, отвернется от него, уступив перед осквернением. На сей раз он не добьется успеха. Он знал это, когда касался задней стенки глотки Дойла, когда чувствовал, как тот сглатывает вокруг него. Как не боролся он, грех все еще взывал к нему, порочный любовник, обещавший золото и принесший скверну. Но однажды он очистится. Однажды он будет чувствовать рот Дойла и не ведать ни желания, ни распутного пламени, что на вкус как сера, выжигающего его изнутри. Однажды.
Making deals, kissing people, one hell of a business.
Внезапно исполнила заявку. 02.18 The X-files/Lie To me. Кэл Лайтман/Скалли|Малдер. Два скептика издеваются над Малдером. Переход грани в любом направлении. 312 слов - Этот человек действительно видел пришельцев… - Лайтман остановил запись допроса свидетеля и, закинув руки за голову, повернулся во вращающемся кресле к двум агентам ФБР. - В своем воображении. - Но метеорологи засекли… - на мгновение озарившееся надеждой лицо Малдера снова омрачилось. - Это совпадение, Малдер. Я же… - Она же вам говорила, - с укором подтвердил Лайтман, - а вы не слушали. Скалли окинула его смешанным взглядом и отвела Малдера в сторону. - Не могу поверить, что ты настолько отчаянно хочешь найти доказательства этого случая, - быстро зашептала она ему на ухо, для чего ей пришлось привстать на цыпочки, - что тратишь время специалистов на показания заведомо ненадежного источника. Лайтман нарочито громко зевнул и, растягивая слова, произнес: - Знаете, агент Малдер, я тут недавно был в психушке - поправлял здоровье – и имел счастье отметелить своего давно почившего отца. И все это после одного маленького кекса с галлюциногенами. Мой вам совет, пусть этим пареньком лучше УБН займется. – Лайтман поднялся на ноги и, засунув руки в карманы, подошел к Малдеру вплотную. Доверительно понизив голос, он спросил: - Можно личную просьбу? Если поймаете какой-нибудь инопланетный экземпляр, можно мне будет изучить его микровыражения, если таковые будут. - Безусловно, доктор Лайтман, - перебила открывшего было рот Малдера Скалли. Откровенно говоря, ситуация ее забавляла. - Вы можете ошибаться... - беспомощно попытался возразить тот, переводя взгляд с Лайтмана на Скалли. На него было больно смотреть. - Но я не ошибаюсь, - осклабился Лайтман, глядя на него исподлобья, - я уверен в этом так же, как и в том, что ваша напарница считает, что с моим ростом мы бы с ней смотрелись намного лучше. Правда, милая? Скалли подавила улыбку и даже попыталась изобразить негодование, но Малдеру этого было достаточно. Такого предательства он вынести не мог, поэтому пулей выскочил из кабинета. «Как насчет того чтобы пропустить по стаканчику?» - донесся до него голос Лайтмана. Ответа Скалли он уже не расслышал. и картинки склепала для эстетического дроча