Авторы: marroniere & Fucking_Renegade
Бета: Sally
Фандом: Бесславные Ублюдки
Пейринг: Ханс Ланда/Альдо Рэйн, Альдо Рэйн/Донни Доновитц + Смитсон Юдивич и прелестный радист Германн
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: Эвриван’с гей (кроме Юдивича)
Дискламер: Анальные рабы Квентина Тарантино нам не принадлежат
Саммари: "Альтернативный вариант сцены пленения Рэйна и Юдивича полковником Хансом Ландой"
_____________
Более мерзкого хрена, чем этот Ланда, я не видел давно. Ну, может быть, Донни...Более мерзкого хрена, чем этот Ланда, я не видел давно. Ну, может быть, Донни. Тот, когда нажрётся, ведёт себя как самая настоящая скотина, один раз даже битой своей чуть не укокошил нас с Омаром. Бегал и орал что-то про фашистскую мразь и бейсбол. Но Доновитца наш лейтенант всегда может утихомирить парой ласковых... А заткнёт ли Апач этого урода - не знаю. Да и вообще, Донни и этот самый штандартен-как-его-фюрер - две большие разницы.
Короче, Ханс Ланда - гнида редкостная. Это очевидно. А ещё он похож на гомика. Либо просто похож на гомика, либо вовсе не похож на мужика.
Лейтенант, похоже, солидарен со мной в этом вопросе. Тоже смотрит на этого... никак не запомню его звание, короче, на фюрера, как на гомика. Ладно. Сделаем вид, что я не видел, как Апач по ночам из палатки Доновитца вылезает. Может, они там в карты играли или за жизнь разговаривали. Или у лейтенанта Рэйна в голове какой-нибудь невъебенно секретный план назрел, и он поспешил им с Донни поделиться.
Хотя всё-таки более вероятно, что лейтенант тоже гомик. Лично я бы ни за что не согласился надеть белый смокинг. Даже если это нужно для какой-нибудь невъебенно важной операции типа операции "Кино". Только гомики носят такие идиотские белые смокинги с пошлым цветочком в петлице.
- Значит, Альдо Апачи…
Да. Он Апачи. А ты мудак.
- А ты охотник на евреев? - спрашивает мой бравый лейтенант и, конечно, попадает в яблочко: нацистская мразь тут же оскорблено задирает нос.
- Я детектив. И отменный детектив! Искать людей – моё ремесло. И, естественно, работая на нацистов, я искал людей. Да, в том числе и евреев. Но охотник на евреев?! Хм, просто курам на смех!
И ведь улыбается-то как... как будто мужик с рекламы хозяйственного мыла, думаю я. Такую невинную противную улыбочку ненавидеть не преступление. Такого подонка ненавидеть не преступление.
- Но прилипло так, что не смоешь, - вырывается у меня.
- Ну так и ваше прозвище вам, наверное, не по нраву, - чёртово голубоглазое чудовище поворачивает ко мне свою голову и глядит так, будто впервые заметил. Вашу мать, не такой уж я коротышка, чтобы меня невозможно было разглядеть! - «Альдо Апачи и Лилипут»!
Минуточку, а какого чёрта?.. Нет, я, конечно, всё понимаю, особенно то, что эти два козла ещё полчаса будут тут сидеть и обмениваться колкостями, но мой рост-то тут причём?
- Почему это лилипут?
- Так вас прозвали немцы… И если уж на то пошло, я удивлён, что у вас вполне приемлемый рост, да, вы коротышка, но вы совсем не похожи на цирковых карликов: никакого уродства.
Будь моя воля, я бы эту сволочь немецкую пристрелил сейчас же на месте! Или забил бы. Не поленился бы даже биту у Донни для этого дела одолжить в обмен на галлон виски. Даже галлона виски не пожалел бы.
- Да сам ты урод!
У полковника аж желваки на скулах заходили. Он бросает что-то на своем сраном немецком и, протянувшись через стол, хватает меня за волосы.
Хр-рясь!
Последнее, что я успеваю понять - это то, что меня только что приложили мордой об стол. При лейтенанте. Какой позор. Ёбаный стыд. Вот так вот, мордой, да об стол, без лишних церемоний. Ёбаный, ёбаный, ёбаный стыд…
И именно на мысли "ёбаный стыд" перед глазами всё темнеет.
______________
У Ханса Ланды по-арийски точёные выразительные черты лица, крупный, выдающийся вперёд подбородок. Аккуратно зачёсанные набок волосы мышиного цвета. Белёсая седина на висках. И тонкие жёсткие губы. Длинные жилистые пальцы выстукивают на столешнице что-то, определённо напоминающее вальс "Розы с юга".
На столе нет ничего, кроме чёрного, подчёркнуто правительственного телефонного аппарата, трёх пустых бокалов и пузатой бутылки вина в манерной берестяной оплетке.
Под столом в забытьи и со здоровенной шишкой на лбу лежит Смитсон Юдивич.
Напротив широко улыбающегося штандартенфюрера сидит лейтенант Альдо «Апачи» Рэйн. И не потому ли Ханс Ланда так похож на старого холёного кота? Того и гляди, зажмурится и замурлычет от удовольствия.
- Где мои люди? - резко спрашивает Рэйн, привычно щуря один глаз и лихо заламывая бровь. - Где Бриджет Фон Хаммерсмарк?
При звуке этого имени лицо полковника немедленно застывает, словно маска, взгляд становится тяжёлым, глаза перестают весело блестеть. Ханс Ланда больше не улыбается, не кривляется, не машет руками. Он говорит жестко, с лёгкой ноткой презрения в голосе:
- Ну, скажем, она получила то, что заслужила.
- Грязный нацистский хрен в задницу и пулю в лоб?
Ланда выразительно морщится и стискивает на мгновение зубы.
- Много чести. Этого скорее заслуживает, - его брови невинно взлетают вверх, а губы растягиваются в ядовитой улыбке, - Донни Доновитц, или как там его называют? Жид-Медведь, да, точно.
- А вот этого, - рычит Альдо Рэйн, одним движением высвобождая руки из наручников, которые он битых 20 минут пытался открыть отмычкой и при этом не потерять контроль над лицом (выдавая свои гримасы за американскую харизму) и разговором. Железка падает на пол, Апач перемахивает через стол и садится прямо перед носом Ланды. Теперь его и штандартенфюрера разделяет только чёртов десяток дюймов, - говорить не стоило.
Полковник Ланда не тратит время на удивление, замешательство или ужас, а только тянется рукой к телефонной трубке. Удар по пальцам заставляет его зашипеть от боли и громко сочно выругаться по-немецки.
Рэйн с лёгкостью перехватывает трубку и быстрым, еле уловимым движением набрасывает телефонный провод на шею Ланды, хватает свободной рукой другой конец и затягивает.
Полковник дёргается и багровеет, пытаясь вырваться.
Рэйн упирается своим щегольским лаковым ботинком в его стул, как раз между ног штандартенфюрера.
- Шевельнёшься ещё разок, - грозно произносит лейтенант и задирает подбородок, демонстрируя шею, - получишь такой же. Очень неприятная штука, кстати. Заживает долго.
Шею Альдо опоясывает широкий шрам - темный, безобразный.
Штандартенфюрер Ханс Ланда нервно сглатывает.
- Меня хотели повесить, - небрежно поясняет Рэйн, нарочно растягивая слова. - Почти, кстати, повесили. А тебя, если что, я задушу наверняка, будь уверен, папаша.
Ланда опускает голову - шея у него уже порядком затекла - и упирается взглядом лейтенанту не куда-нибудь, а прямо в пах.
Альдо замечает его взгляд и самодовольно ухмыляется:
- Что? Да, мне, на хрен, есть, чем гордиться.
- Я отстрелю тебе яйца, сраный янки, если ты немедленно меня не отпустишь!.. - шипит Ланда, пытаясь нащупать свой вальтер под парадным серым мундиром.
Альдо Рэйн затягивает провод чуть сильнее. Полковник хрипит и хватается руками за шею, скребет ногтями, пытаясь высвободиться. Когда Рэйн прекращает своё показательное выступление, штандартенфюрер Ханс Ланда, задыхаясь и снова глядя на него снизу вверх исподлобья, цедит сквозь зубы:
- Мы можем договориться, лейтенант.
- Вы в этом уверены, штандартен-как-вас-там? - передразнивает Альдо немца.
Ханс Ланда кивает, насколько ему позволяет это сделать шнур - едва заметно - и одними губами произносит "Ja".
- Не слышу? - Рэйн дёргает за концы провода, вынуждая полковника склонить голову ещё ниже и почти что уткнуться носом ему в пах. Ситуация в целом начинает забавлять американского лейтенанта.
- Да, уверен, - пальцы штандартенфюрера тянутся к ширинке Альдо Рэйна.
Пуговицы в случае Ланды - серьёзная проблема. Застёжка брюк смокинга, с которой он возится с минуту - вдвойне серьёзная проблема.
У лейтенанта Альдо Рэйна нижнее бельё цветов американского флага, и, приспуская его резинку, Ланда сдерживает надрывный смешок: как ни прискорбно это осознавать, Рэйну определённо есть чем гордиться.
Штандартенфюрер нервно облизывает губы.
Когда его язык скользит по члену Альдо, Рэйн глухо матерится сквозь зубы. Ланда на секунду отстраняется, насмешливо и несколько криво улыбаясь.
Когда он обводит лёгким движением языка головку члена Рэйна, Альдо рвано выдыхает.
Когда Ланда берёт в рот, лейтенант бормочет что-то, смутно похожее на "ну наконец-то, бля".
Альдо точно помнит, что ему никто не отсасывал со времён тридцать девятого. В тридцать девятом от Рэйна ушла жена, и, чёрт возьми, он даже не успел толком пройтись по всем борделям Теннесси, как его забрали в армию. Немного несправедливо.
Однако то, что делает сейчас немец - весьма и весьма недурно. У него тёплый влажный рот и умелый язык.
Донни даже так сосать не умел. Обычно, когда речь заходила об отсосе, Доновитц слал лейтенанта куда подальше (не обязательно в жопу) и старательно прикидывался спящим.
Ханс Ланда сосёт старательно, и Альдо еле сдерживает полустон-полурык, кончая.
А когда лейтенант Альдо Рэйн кончает, телефонная трубка выскальзывает из его расслабленной ладони и с грохотом ударяется о край стола.
Первое, что делает Ланда, выпутавшись из провода - достаёт из кармана белоснежный, до омерзения пижонский накрахмаленный платок с кружевом по краям.
Альдо хмыкает.
Штандартенфюрер с нескрываемым отвращением тщательно вытирает губы и прикладывается к бутылке вина. Пить бордо крю из горла - не лучший вариант, но Ханса Ланду сейчас менее всего волнуют его манеры с точки зрения сомелье. Штандартенфюрер Ханс Ланда споласкивает рот и смачно сплёвывает, стараясь попасть в лейтенанта Рэйна.
_____________
Когда тёмная пелена перед глазами рассеивается, я обнаруживаю три вещи.
Первая - я под столом. И у меня немилосердно болит голова. Как будто два лилипута (не таких, как я, чёрт возьми! - два настоящих цирковых лилипута) с двух сторон пытаются распилить её ма-а-аленькими напильничками.
Вторая и третья - когда я вылезаю из-под стола (со связанными руками это занимает чертовски много времени), - лейтенант Рэйн каким-то образом оказался без наручников, а ещё сам факт того, что и лейтенант, и штандартен-как-его-там выглядят изрядно взмыленными. Трубка лежит на телефонном аппарате как-то криво, по всему столу разбрызганы капли вина.
Роскошно, Смитсон, - думаю я и бросаю взгляд на Апача. У Апача расстёгнута ширинка. Роскошно в квадрате. У Ланды мундир в каких-то пятнах, прямо над медалями и орденами. Роскошно в кубе.
Мне очень хочется пробормотать "Донни был бы недоволен", но я вовремя прикусываю язык - сейчас благоразумнее всего молчать. Довякался уже, об стол мордой получил.
Немец говорит что-то вроде "спящая красавица", издаёт короткий немелодичный смешок и продолжает что-то втирать моему лейтенанту:
- …но вы не убьёте Гитлера, не убьёте Геббельса, не убьёте Геринга и не убьёте Бормана. А если их взорвать – конец войне. И если я не сниму телефонную трубку, вы убьёте всех четверых. А если убить всех сразу – конец войне сегодня. Итак, господа, давайте обсудим, каковы шансы положить конец войне сегодня, – штандартен-как-там-его, в общем, Ланда наливает в бокал Рэйна вино. Меня, что неудивительно, игнорируют. Нет, руки у меня связаны, и никто развязывать их мне не собирается, но обидно. Мог бы хоть для приличия налить, - Я думаю так, смерть или спасение Гитлера зависят только от моих действий. И если я не позвоню, то его смерть – скорее моя заслуга, чем ваша, вы согласны?
- Допустим, - соглашается Апач.
- Если хотите выиграть войну сегодня, - старый немецкий педик театрально ударяет ребром ладони по столу, да так, что бокалы подскакивают и дребезжат, - заключим сделку.
Ничего не понимаю. Ни хрена. Лейтенант только что обкончал чёртову фрицу мундир, а они тут о какой-то сделке треплют?!
- Это какую сделку? – Рэйн цокает языком и вальяжно откидывается на стуле.
Вопросительно смотрю на лейтенанта. Он поворачивается и подмигивает мне, выпятив вперёд подбородок. Когда лейтенант Альдо Рэйн делает такое смешное суровое лицо, это может значить только одно: не ссы, прорвёмся.
- У вас нет на неё полномочий, однако я уверен, что вашей миссией командуют из центра, генерал, вероятно, из ЮСС, управление стратегических служб…
Что за дерьмо?!.. Вот ведь хитрожопая скользкая гадина!
- О! Прямо бинго! Так ведь говорится, «прямо бинго»? - А глазки-то у него как загорелись, смотреть противно.
- Вообще-то просто «бинго».
Бинго, о да. Представляю, какое бинго ему лейтенант устроил.
- Бинго, угадал! Ммм… я отвлёкся, так о чём шла речь? А, о сделке. Здесь есть мощная рация и в моём подчинении очень опытный радист… по имени Германн.
Ну вот. Если и этот опытный радист сейчас сюда зайдёт взмыленный, растрёпанный и с расстёгнутой ширинкой - мир точно катится куда-то не туда. Очень уж подозрительно звучит "опытный".
- Свяжитесь по этой рации с тем, кто уполномочен одобрить, скажем, мою добровольную капитуляцию. Если это легче переварить.
Этот немчишка, видимо, считает себя чертовски вдохновенным оратором. Никогда не любил типов, любящих красиво попиздеть, честно. Наш предыдущий президент допизделся до Великой Депрессии. В тридцать первом мне было двадцать лет и у меня денег не было не то что на джин с тоником, даже на самые сраные сигареты. Благодаря Гуверу поберёг свои лёгкие с печенью, вот так-то.
- Там, откуда я родом, - Рэйн наклоняется вперёд, - полезно держать ухо востро, короче говоря, если чересчур складно плетут – не верь.
Наш лейтенант - мировой мужик. Всем мужикам мужик. Наш лейтенант - ни разу не дурак, и уж тем более, ни разу не такой кретин, чтобы не заметить, что есть в этом складном пиздеже Ланды гнильца.
- Сидя на вашем месте я бы сказал то же самое, и 999 тысяч 999 раз из миллиона вы были бы правы. Но история учит нас, что время от времени судьба протягивает дерзким свою длань. Итак, мои требования…