с кинкофокея

[fucking-renegade]

Название: "О расстройствах памяти"
Автор:  Fucking_Renegade
Фандом: Доктор Кто
Пейринг: Кэнтон/Доктор, Кэнтон/НМП
Рейтинг: R
Размер: ~1600 слов
Саммари (заявка): "Кантон. Воспоминания и болезненные сны о Докторе, сожаления об упущенных возможностях. Дикий UST".
Примечание: ангстище; вольная интерпретация психиатрических терминов

В плохой день Кэнтон Делавер мечтает о том, чтобы Доктор никогда не появлялся в его жизни.
И это не в самый плохой день.

В первые недели и даже месяцы после «маленького шага для человека» на Луне и начала противоинопланетной революции на Земле все идет почти идеально. Меньше виски, меньше времени на раздумья. Ему дают новый пост в Бюро, возвращают удостоверение и табельное оружие. «Специальный агент Делавер, отдел по борьбе с международным терроризмом». По крайней мере, так это выглядит на бумаге. То, что он имеет дело с терроризмом межпланетного масштаба, неавторизированным лицам знать не следует.
Все как прежде. За исключением того, что теперь Кэнтон знает: они не одни во Вселенной... ну и того, что президент – его почти закадычный друг.
– Эй, Делавер! Метишь на место Гувера? Я слышал, он благоволит к таким как ты.
Кэнтон не вздрагивает, когда его беспардонно выдергивают из собственных мыслей. Только машинально прикрывает рукой документы.
Он одаривает заносчивого коллегу бесстрастным взглядом и отвечает без заминки:
– Таким же профессиональным и квалифицированным агентам, ты хотел сказать?
Кэнтон уже давно не испытывает удовольствие от того, как сползают глумливые ухмылки с лиц его обидчиков. Он просто хочет, чтобы его оставили в покое.
Когда агент исчезает из поля зрения, Делавер убирает руку со стола и смотрит прямо перед собой.
На полях засекреченных правительственных документов ручкой нацарапано одно и то же слово. «Доктор».

Когда все рапорты по делу Тишины написаны и запрятаны в самую глубь несгораемых сейфов здания ФБР, которое уходит под землю на столько же этажей, на сколько возносится над поверхностью, у Кэнтона Делавера появляется время, чтобы наладить собственную жизнь.
Он звонит Дэвиду, своему бывшему (партнеру, любовнику). И спустя несколько неловких встреч и серьезных разговоров, они снова живут вместе. Вместе строят планы, мечтают о большом уютном доме. О скромной свадьбе во внутреннем дворике. О двух прелестных приемных детишках.
Кэнтон говорит с не присущим ему энтузиазмом, его темные печальные глаза горят. Ведь он знает, что в будущем возможно все. Так сказал Доктор.
Дэвид – любящий мужчина и положительный во всем человек (детский стоматолог), но он только смеется на слова Кэнтона и целует его в висок.
В этот момент Делавер впервые спрашивает себя, этого ли он хочет от жизни.

Ночью ему снится бесцельный бег, калейдоскоп ярких картинок нереального мира и нескладная фигура, придающая всему какой-то смутный смысл. Проснувшись утром, Кэнтон обнаруживает себя в болезненно неловкой ситуации и с зашкаливающим адреналином. Но нет такой проблемы, которую не решили бы умелый рот любимого человека и утренняя пробежка. Хотя бы на время.
Или все же есть?

Это первая встреча с Ричардом Никсоном в Овальном кабинете с момента, как Делавера вызвали из-за странных звонков. Президент ведет себя покровительственно, даже немного фамильярно. И пускается в ностальгические воспоминания.
– Сейчас только начало семидесятых, – говорит он, – а до меня уже дошел слушок о моем новом прозвище. «Ловкач Дикки». Ха-ха, сдается мне, Доктор говорил правду.
Первый раз в разговоре звучит это имя. Не многозначительное местоимение, не шутливое «наш общий знакомый». Произнесенное вслух, оно повисает в воздухе, утверждает существование его необыкновенного обладателя и реальность произошедшего. Ставит перед фактом, от которого никуда не деться.
И Кэнтона вдруг накрывает приступ паники: его пробирает дрожь и бросает в холодный пот. Сердце начинает бешено стучать, и он понимает, наконец, что не так: последние месяцы оно билось слишком медленно. Без бегства от неизведанного, без погони за неизведанным. Без неподдающихся здравому смыслу полетов на нелепом космическом корабле в форме полицейской будки.
Его тошнит от этих стен, освещения и флага США, потому что главного в этом кабинете нет. Доктора нет.
– Простите, господин президент, мне нужно отлучиться. На минуту, – занемевшим языком произносит Делавер. И уходит, не возвращаясь.
Кэнтон проводит всю ночь в баре и вместе с четвертой порцией виски приходит к выводу, что приступ паники был вызван тем, что он начал забывать. Он почти забыл Доктора.
«Постгипнотическая амнезия» – воспоминания существуют в его голове, но доступа к ним нет – она распространяется на всю информацию, связанную с Тишиной. Что если со временем он забудет Доктора навсегда?
Кэнтон сидит в прокуренном насквозь баре и чиркает на мятой салфетке «Доктор». «Доктор», и еще раз «Доктор».
У него нет фотографий, никаких материальных напоминаний, поэтому Кэнтон напрягает память и пытается вспомнить все до мелочей.
Он еще не знает, что этим самым разрушит свою жизнь. Как не знали этого все те, чьи жизни Доктор разбил на осколки, до него.

Под утро Дэвид закатывает ему скандал и грозит неделю спать на диване. Даже до неприличия пьяный, Кэнтон знает, что должен сказать в такой ситуации. Но не говорит. Втайне он радуется.
После ему снится первая встреча с Доктором, переиначенная собственным подсознанием и последующими событиями: Кэнтон валит на пол не опасного незнакомца, угрожающего безопасности президента. Он заламывает руки донельзя человечному пришельцу, из плоти и крови. Грудью чувствует биение двух сердец, и это больше не кажется неправильным. Экстремальная ситуация превращается в упущенную возможность. И только во сне он может пойти дальше – дальше тонкой полосатой рубашки и бесполезных попыток Доктора вырваться. Когда вопли о помощи, обращенные к друзьям, не значат ничего, кроме просьбы о продолжении.
Что ж, каким бы извращенным он ни был, это был удивительный сон.

Дальше – хуже. Больше виски, больше времени на раздумья.
Кэнтон все чаще берет отгул, все чаще бродит по ночному Вашингтону, засунув руки в карманы форменного черного костюма.
По части развлечений Вашингтон – не Лос-Анджелес, и даже не Чикаго, но Кэнтону удается отыскать это особенное место, где он в первую же ночь находит то, что надо. То, что, он думает, ему надо.
Темноволосый молодой человек, почти мальчик, в рубашке, подтяжках и (какая удача, он не верит своим глазам) бабочке. На этом сходство заканчивается.
Это безрассудно и недостойно, но Делавер приводит его домой (Дэвид гостит у родителей). Он втайне рассчитывает на феномен «разрывной памяти»: вспомнить впечатления, пережитые с Доктором, в максимально приближенных условиях. Алкогольное опьянение – не совсем верное определение, но это первое, что приходит на ум, когда дело касается лета шестьдесят девятого.
У парня беспокойные глаза, чересчур порывистые движения (не исключено, что от употребления наркотических веществ) и высокие скулы. Они целуются, не отходя от порога, и в этот момент Кэнтон чувствует себя как никогда живым. Делавер закрывает глаза, чтобы видеть то, что он хочет видеть: неловкого молодого человека (который и не человек вовсе), не имеющего понятия, куда деть руки, что делать с жаркими губами. Вместо умудренного опытом парня, знающего, где именно дотронуться и как сделать это до невыносимого удовлетворяющим.
Чтобы сохранить иллюзию, Кэнтон просит его не раздеваться. Он тянет парня на себя и падает на кровать, целует родинки на услужливо подставленной шее, которых нет, нагибает слишком покорное тело. Делавер никогда сознательно не желал трахнуть Доктора, если говорить откровенно. Не желал он быть взятым Доктором. Но это то, что он пытается воспроизвести: единственный доступный контакт со своей фантазией.
Секс с мальчиком-проституткой в бабочке был потрясающим. Но этого недостаточно.

«Научись жить настоящим», – твердит себе Делавер. «Научись управлять своей жизнью», – повторяет он, царапая имя «Доктор» на очередном протоколе. И каждый раз зачеркивает с чувством, близким к отчаянию.
Попытки мыслить здраво делаются все реже и короче. Теперь все, что видит Кэнтон во сне и наяву – это Доктора под своим контролем. В зоне 51. В показной смирительной рубашке, с неуместной бородой, которая вызвала много шуток и смеха между ними. Он хочет Доктора даже таким: якобы беспомощным, на вид сломленным.
Он особенно хочет Доктора таким. В идеальной тюрьме, где нет и не будет никого, кто может помешать.
Для него Доктор – восьмое чудо света, связанное цепями, но не общественными условностями и моралью. И у Кэнтона не было возможности осознать это в свое время.
Что если бы он убил Пондов по-настоящему? Что если бы Ривер Сонг осталась кровавым пятном у подножия небоскреба?
Очень скверные, неправильные мысли посещают специального агента ФБР Кэнтона Делавера в ночные часы.
Три месяца постановочных погонь, главной из которых была поимка «врага номер один» – Доктора. Они играли в «поймай меня, если сможешь», и Кэнтон никогда прежде не чувствовал себя настолько хорошо. Каждый новый день – словно новая жизнь. Без банального сценария.
Даже воздух казался иным – больше, насыщеннее – когда он получал наводку, где найти Доктора. Понимание, насколько пустой была его жизнь до, обрушивалась на него в каждую их встречу.
Сейчас Кэнтон не чувствует о них ничего, кроме сожаления.

В начале семьдесят первого Кэнтон расстается с Дэвидом. Снова, и на этот раз, кажется, окончательно. Согласитесь, крики «Доктор!» во время оргазма не понравились бы никому. Особенно если ты не тот доктор, которого зовет твой партнер.
Но это только пол проблемы. Решающим становится то, что он не может ответить на вопрос «Что происходит?».
У Кэнтона просто не остается сил, чтобы врать.

Делавер откуда-то знает, что это называется «конфабуляция»: то, как обрастают новыми, вымышленными подробностями его воспоминания о событиях шестьдесят девятого. В назначенный день Кэнтона не прикрывают пятеро вооруженных агентов ФБР на заднем плане. Он один выслеживает Доктора, загоняет в угол в прямом и переносном смысле. Делавер зажимает его в одном из темных помещений с гудящими цифровыми машинами и выговаривает за топорное проникновение в Пентагон. Обещает преподать урок.
Доктор выглядит напуганным и растерянным, что совершенно лишнее – зрителей у этой театрального действия нет. Только Кэнтон, который дергает его за воротник рубашки к себе. Доктор смешно размахивает руками и сгибается, как марионетка. В этот момент для Кэнтона нет ничего более простого и естественного, чем поцеловать его в губы, а потом, еще с большим удовольствием, – ловко надеть наручники.
Потом Доктора переправляют в зону 51. И по дороге он шепчет Делаверу на ухо, что нужно делать дальше, где найти упавшую карликовую звезду и как сделать сплав. Доктор виснет у него на шее и, кажется, сам тянется за поцелуем. И, может быть, говорит вовсе не о звездах.
Самое печальное: Кэнтон начинает верить, что все так и было.

Кэнтон Делавер, скорее всего, и не знает, что для этого есть специальное название – «криптомнезия», когда он начинает путать свои сны и фантазии с реальностью. Когда через несколько лет слышит ночью скрип открывающейся двери телефонной будки и думает, что это взаправду. Или когда через двадцать лет становится свидетелем смерти Доктора и решает, что это мог быть всего лишь сон.