третий пошел

[fucking-renegade]

выкладываю на волне собственной пьяной охуэнности без пол литра не читайте. завтра мне будет стыдно...
Название: «Slow Show»
Автор:  Fucking_Renegade
Фандом: Once Upon a Time
Пейринг: Франкенштейн/Джефферсон
Рейтинг: R
Размер: мини (~ 2000 слов)
Примечание: название песни "Slow Show" by The Nation, о ней как-нибудь потом
Саммари: missing scene в больнице, когда Джефферсон выпускает Белль.
первая история тут | вторая история тут

Когда Джефферсон открывал стеклянную дверь сторибрукской больницы, у него не было никакого плана. С другой стороны, действовал ли он хоть однажды по плану? Непредсказуемость, экспромт и удача легко и непринужденно вели его по старой, но далеко не забытой жизни. Вот и сейчас у него были только цель и исступленное желание ее достичь.
В отличие от поручений, которые он исполнял в бытности своей путешественником по мирам, на этот раз цель была сугубо личная. Месть, если говорить точнее.
Он собирался подгадить Регине исподтишка, таким образом, каким она не ожидала бы и в самом страшном своем кошмаре.
Даже подрастеряв за двадцать восемь лет сноровку и умение ориентироваться в незнакомой обстановке, а главное – страстный энтузиазм к подобным предприятиям, Джефферсон не замешкался и сразу направился к доске с графиком дежурств. И все же, разглядывая фамилии специалистов и часы приема, он почувствовал себя в прямом смысле «не от мира сего» в этом просторном светлом приемном покое, и дело было вовсе не в вычурном костюме, темном пальто и пижонском шейном платке. Он просто не принадлежал этому месту и времени – вот, что держало его запертым столько лет в непомерно роскошном особняке, а не какая-то прихоть злобной ведьмы.
Поэтому вполне объяснимо, что его взгляд зацепился за единственную знакомую фамилию, стоявшую к тому же первой в списке. Доктор Дж. Вэйл – главный врач больницы, в другой реальности печально известный под именем доктор Виктор Франкенштейн.
Джефферсон хотел бы всеми способами избежать встречи с ним, которая, как он полагал, стала бы еще одним невыносимо мучительным испытанием. Однако для достижения поставленной цели ему требовались определенные средства, и он был готов пойти на многое, чтобы их заполучить.
Во всяком случае, именно это он твердил себе, когда заполнял необходимые бумаги в столе регистрации. Мысли о собственном сумасбродном мазохизме и слабой надежде, что он сможет манипулировать тем, что осталось в докторе Вэйле от старого знакомого ему Виктора, Джефферсон гнал прочь.
По этой же причине он сидел как на иголках в очереди перед кабинетом врача. Что, впрочем, было ему на руку – остальные пациенты смотрели на него с искренним сочувствием и пониманием. Джефферсон отвечал им слабой неуверенной улыбкой, которая была насквозь фальшивой. Нервное подергивание ноги, которое он не мог контролировать, напротив, выдавало его глубочайшее волнение
Наконец, когда настал его черед, он с какими-то тревожными кувырками в сердце зашел в кабинет и закрыл за собой дверь. По сравнению с шумным коридором внезапная тишина показалась ему почти оглушающей.
Первый взгляд на Виктора не стал для него шоком – он и раньше видел его в Сторибруке, после проклятья, в подзорную трубу из своего дома и несколько раз на улицах города. Так или иначе, он все равно застыл на месте, но не от разительной непохожести, а как раз наоборот – сидящий за столом доктор был больше, чем за последние двадцать восемь лет, похож на себя прежнего. У него, по всей видимости, выдалась тяжелая рабочая неделя: бледный, под запавшими глазами темные круги, взгляд усталый, но лихорадочно блестящий. Точно после бессонных дней и ночей, проведенных в своей лаборатории в окружении полуразложившихся тел и гальванических элементов. Джефферсон слишком хорошо помнил его таким.
Он списал это на игру воображения – увидел то, что хотел увидеть. А вернувшаяся в Сторибрук вместе с Эммой частичка волшебства была здесь совершенно не причем.
Джефферсон усилием воли сбросил с себя сковавшее его оцепенение. Чтобы не показаться совсем уж странным.
– Здравствуйте, доктор, – он радушно улыбнулся и протянул вежливо выжидающему Вэйлу бумаги. Тот бегло просмотрел их.
– А, мистер Джефферсон. – От такого знакомого голоса и немного растянутой интонации у Шляпника по спине побежали мурашки. – Что вас привело ко мне?
Ох, какой малости хватило, чтобы пробудить давние воспоминания! Как просто было бы ответить на этот прозвучавший однажды, при других обстоятельствах, вопрос: «У меня есть к вам деловое предложение, доктор». И в довершении всего ухмыльнуться интригующе, призывно, чтобы не осталось ни шанса на отрицательный ответ.
Вместо этого Джефферсон выдал первое, что пришло в голову и что подходило ситуации:
– Шея вот болит, мучаюсь который день.
Он потер затылок и, скривившись, словно от боли, наклонил голову назад и набок. А сам, тем временем, внимательно осмотрел кабинет в поисках подсказки к дальнейшим действиям. Когда доктор Вэйл со словами «Давайте взглянем» поднялся из-за стола, и у него на поясе между полами распахнутого халата показалась связка ключей, Джефферсон понял, что на верном пути.
Впрочем, стоит заметить, что плана, как такового, у него по-прежнему не было – только новая задача, требующая решения.
Доктор усадил его на смотровой стол, стоявший в центре кабинета, и включил слепящую галогеновую лампу. Джефферсон потянулся, чтобы развязать платок. Вэйл сделал то же самое, видимо, чтобы ему помочь – даже в таких мелочах он брал контроль совершенно бессознательно и без надобности. Их руки, конечно же, столкнулись.
Сказать, что между ними пробежал электрический ток, было бы красочным преувеличением, но преувеличением не лишенным иронии, учитывая область работы доктора Франкештейна.
Несомненно, они оба это почувствовали, но по-разному отреагировали: Джефферсон выдавил из себя улыбку полную горечи, Вэйл – с удивление и настороженностью посмотрел на него исподлобья.
Шляпника всегда восхищало то, как умел держаться Виктор в любой неловкой и даже компрометирующей ситуации. Вот и сейчас он безотлагательно приступил к своим профессиональным обязанностям и сосредоточенно осмотрел шею Джефферсона.
– И этот шрам вы получили каким именно образом?.. – последовал закономерный вопрос.
Джефферсон должен был что-то придумать, как бы ему не хотелось со злостью встряхнуть Виктора за плечи и прокричать: «Неужели ты не помнишь?!»
Он взял себя в руки. Ну, так что же, нападение с удушением? Неудавшаяся попытка суицида? Выбор правдоподобных объяснений был невелик. Но его бы не прозвали Безумным Шляпником, если бы он не ляпнул что-то получше.
– Аутоэротическая асфиксия, – произнес он доверительным шепотом, который шел вразрез с его наглой и похотливой улыбкой, – немного вышла из-под контроля.
У доктора Вэйла непроизвольно дернулся кадык, когда он нервно сглотнул и с подозрением уставился на пациента. Кажется, он вдруг осознал, как неподобающе близко наклонялся к нему, и поспешил отстраниться. Но Джефферсон не понаслышке знал, каким искушенным в определенных физических вопросах был этот человек, причем в обоих мирах. Поэтому немного откинулся назад, для удобства упершись руками в стол, и вызывающе развел колени. Еще он знал, что в этом конкретном мире черные кожаные штаны, обтягивающие все в нужных местах, могли производить неизгладимое впечатление. Спросите Руби.
Итак, Джефферсон позволил доктору Вэйлу насладиться картиной. И судя по его потемневшему взору и сжавшимся кулакам, ох, как он наслаждался. Те, кто окрестил доктора главным бабником Сторибрука, не знали его с той стороны, с какой довелось познать его Безумному Шляпнику.
И он собирался этим воспользоваться.
– Вы очень напряжены, док, – приторно-сладко улыбнувшись, произнес Джефферсон. – Как вы уже могли догадаться, мне не на что жаловаться. А вот вам помощь бы не помешала.
Доктор Вэйл шумно вздохнул, словно бы задохнувшись от подобной дерзости.
– Что вам нужно? – неприязненно и требовательно спросил он.
Джефферсон подумал о ключах и пленнице, томившейся в подвале больницы, но промолчал. Он был не настолько сумасшедшим... когда разговор шел о деле, конечно.
– Я-то прекрасно знаю, что мне нужно. Другой вопрос, что нужно вам?..
Он быстро, но не без грациозности спрыгнул со стола и оказался прямо перед Вэйлом. Перевел взгляд с серо-голубых глаз на тонкие сжатые губы, задержался на них, потом обратно. Такое знакомое лицо, только прическа новая, дурацкая. Холодные тона в одежде и галстук, который занял место высокого воротника сюртука, скрывавшего горло.
Доктор Вэйл, в свою очередь, не мог оторвать глаз от шеи Джефферсона. Он хмурился, будто пытался что-то вспомнить. Шляпник горделиво и дразняще вздернул подбородок и, чтобы дополнить картину, широко улыбнулся, обнажая зубы. Выдержав драматическую паузу, он не преминул ухватиться за подвернувшуюся возможность и практически бросился на Вэйла, сминая его губы под своими. После непродолжительной борьбы доктору удалось с силой оттолкнуть от себя ненормального пациента.
– Это неприемлемо, мистер Джефферсон, – сквозь зубы прошипел Виктор. – Убирайтесь вон из моего кабинета!
Доктор Франкенштейн редко повышал голос, на памяти Шляпника – пару-тройку раз, и тогда его гнев был направлен на кого-то другого. Сейчас же Джефферсон имел возможность испытать все его величие на собственной шкуре: сверкающий взгляд, нервно подергивающиеся желваки на челюсти и тяжелое резкое дыхание. И, черт возьми, он успел позабыть, какие сильные у доктора руки.
Джефферсон откровенно испугался, до дрожи в коленях и холодного пота по спине, но его, как в былые времена, уже понесло на волне собственного безумия.
– Вы уверены, что хотите именно этого, док? – с нотками истерики спросил он, глядя на Вэйла, который в бессильной ярости лишь раскрыл рот.
В следующее мгновение Джефферсон в полной мере смог оценить плоды своей провокации, когда доктор Вэйл поцеловал его с такой неистовостью, что их зубы болезненно столкнулись. Джефферсон отвечал с большим удовольствием, несмотря на начавшую саднить нижнюю губу, и задушено смеялся в рот доктора.
Вэйл толкнул его на смотровой стол. По дороге к нему их угораздило задеть поднос с перевязочными материалами, который с дребезгом опрокинулся на пол. Джефферсон рассмеялся еще сильнее, когда представил лица ожидающих в коридоре пациентов.
– Ты еще пожалеешь об этом, мальчишка, – доктор рванул рубашку на его груди, прекращая нездоровый смех.
У Шляпника вырвался стон от одних этих слов, которые скорее мог произнести Виктор Франкенштейн, да и то не всерьез, а с дразнящей лаской; услышать их из уст Вэйла стало такой неожиданностью, что он пропустил тот момент, как с него спустили штаны. В оголенное бедро воткнулось что-то холодное и металлическое, когда Вэйл придавил его всем телом к столу. Ключи. «Просто хватай и делай ноги», – пронеслась в голове Джефферсона единственная трезвая мысль, но ее не хватило, чтобы перейти к осуществлению задуманного. К тому же, Шляпник никогда не действовал настолько топорно.
Вместо этого он помог доктору стянуть белый халат, пока тот буквально трахал языком его рот. Неожиданно и совершенно не вовремя Вэйл остановился: просто замер на середине движения, и застонал, но не от возбуждения, а словно от жгучей боли.
Джефферсон с искренним испугом увидел, как доктор схватился за голову и опасно покачнулся. Совсем некстати. У Джефферсона внутри все оборвалось. Однако прежде чем он не на шутку запаниковал, все прошло, будто ничего и не было, и Вэйл с удвоившимся пылом накинулся на своего пациента.
Но Джефферсон успел заметить его взгляд – ошалевший, загнанный, как если бы он на секунду забыл, что происходит. Или наоборот вспомнил.
Ну, конечно. Почти тот же стол, почти те же обстоятельства, другой – только мир. Шляпник жадным любопытным взглядом впился в лицо Виктора: существовал ли хоть мизерный шанс?..
Приступ, или что это было, повторился снова и на этот раз чуть не согнул Вэйла пополам, заставив отшатнуться подальше.
– Джефферсон... – прошептал он и тряхнул головой. У Шляпника сердце ухнуло куда-то вниз, он затаил дыхание. – Боюсь, вам придется уйти, мистер Джефферсон.
Джефферсон не мог скрыть разочарования – Виктор смотрел на него, по-прежнему не узнавая, причем с усталой злостью, как на корень всех зол.
– Вы в порядке, док? Неважно выглядите, – с напускным участием поинтересовался Шляпник. Он уже понял, что концерт окончен: Доктор Вэйл был готов взашей выгнать его за дверь.
Тем не менее, ему хватило самообладания сдержанно ответить:
– Все нормально, ступайте, – он отвернулся и, потеряв к посетителю всякий интерес, направился к шкафу.
Заправляясь и повязывая на шее платок, Джефферсон наблюдал, как он снимает с пояса заветные ключи. Доктора всего трясло, поэтому, когда он взял с полки оранжевую баночку обезболивающего и попытался открыть крышку, таблетки рассыпались по полу.
Шляпник молниеносно подскочил к нему под предлогом помочь. Несмотря на ощутимый укол жалости к старому другу, для него все оборачивалось даже лучше, чем он мог рассчитывать. Доктор Вэйл, казалось, вообще потерял способность соображать: закинув в рот пару таблеток и совершенно позабыв про ключи и распахнутый шкаф с лекарствами, он, как сомнамбула, направился к своему столу. Судорожно сжимая виски, он твердил что-то про чертову хроническую мигрень и сына мэра, который лежал в коме и был абсолютно безнадежен...
Все это уже не имело для Джефферсона ровным счетом никакого значения. Он ловко прихватил связку ключей, а заодно и снотворное средство, которое обнаружил в том же шкафу.
Но что-то заставило его задержаться перед уходом. Может быть, это была слишком легкая победа, а может – просто вид совершенно разбитого, по его вине, Виктора.
Он не выдержал давления совести и подошел к Вэйлу, хотя тот и не замечал его присутствия. Наклонился и поцеловал в щеку, быстро, но с чувством. Прошептав на ухо:
– Я все исправлю, милый мой Виктор.

С помощью вырученных ключей Джефферсон проник в помещение для персонала, где на его счастье никого не оказалось. Он беспрепятственно отыскал шкафчик главного врача и позаимствовал у него хирургический костюм.
Он думал, что своим поступком освободит не одну заложницу Регины. Плясавший под дудку чертовой ведьмы старый друг тоже будет только в выигрыше.
Тонкая белая ткань еще хранила хорошо узнаваемый запах Виктора, который ничуть не изменился в этом мире. Переодеваясь, Джефферсон вдохнул его полной грудью.
Он знал, что добрый доктор простит его, когда проклятье будет разрушено.
К тому же, у Безумного Шляпника всегда был в запасе ни один способ искупить свою вину.