[fucking-renegade]

Название: Сказка на ночь
Автор: erikaehm
Переводчик:  Fucking_Renegade
Бета:  Jordan MoonFire,  +Lupa+
Пейринг: капитан Крюк/Джефферсон
Размер: мини (~3 000 слов)
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: «— Не просто любую историю, — признаётся Джефферсон. — Расскажи мне о Неверленде».
Ссылка на оригинал: “Pillow Talk”
Переведено для команды fandom OUaT 2013

Он наблюдает из-под полей шляпы, не сводит пристального взгляда тёмных глаз со своей цели. Губы растягиваются в улыбке, он тихо и невесело смеётся; из-за гвалта пьяных пиратов ему приходится напрягать слух. Они ничего не подозревают, ни один из них, и это вполне устраивает Шляпника. По опыту он знает: те, кого он застает врасплох, охотнее начинают говорить.
Джефферсон сидит в тени и убивает время за грязной кружкой медовухи, но внимательно следит, чтобы та не ударила в голову. В своих делах он обычно всегда осторожен и скрытен, но на этот раз ему самому кое-что нужно. Это личное дело. Поэтому у него нет права на ошибку.
Шляпник дожидается момента, когда бравый капитан поднимается на нетвёрдых ногах и шумно прощается со своей командой. Сейчас он отправится ночевать на корабль, но остальным некуда спешить: им можно пить, дебоширить и делать всё, чего пиратская душа пожелает. Джефферсону это глубоко безразлично. Он ждёт, пока опущенное вниз острие шпаги капитана не исчезнет за дверью, и тогда уходит сам.
Барменше, заливающейся смехом на коленях у темноглазого господина, невдомёк, что он не заплатил за выпивку.
Шляпник тихо бормочет себе под нос проклятья, когда замечает, что полы плаща капитана скрылись за углом. Он ускоряет шаг. Ему нужно перехватить капитана, прежде чем тот ступит на борт корабля — желательно в тёмном закоулке города, где их никто не услышит. Он надвигает шляпу так низко на глаза, что почти перестает различать дорогу, и, резко крутанувшись на каблуках, заворачивает за угол.
Его хватает за горло рука с кольцами на пальцах, холодный металл впивается в кожу. Джефферсон опускает голову, чтобы спрятать улыбку, и позволяет телу расслабиться. Его толкают лицом в кирпичную стену лавки обувщика; камень царапает щёку. Плечи Джефферсона вздрагивают от смеха, но он не сдерживает себя, потому что знает — это ошибочно примут за нечто другое.
— Ну здравствуй, дорогой. — Капитан растягивает слова — с явной угрозой в голосе. — Чем обязан таким удовольствием?
Джефферсон явственно чувствует, как в рёбра упирается нож.
— Полагаю, у меня есть то, что вы хотите, капитан Джонс, — бормочет он, немного поворачивая голову, чтобы одним глазом посмотреть на пирата. — Кое-что, что вы очень сильно хотите. — Он осторожно уклоняется от ножа, и так получается, что его задница прижимается к паху Киллиана.
Пират смеётся.
— У тебя хватает смелости предлагать что-то мне? — спрашивает он недоверчиво. — Милый, ты хотя бы знаешь, кто я?
— Капитан Джонс, — в стену произносит Джефферсон. — Конечно, я знаю, кто ты. Думаешь, я тебе за красивые глаза предложение делаю? — В его голосе как раз достаточно насмешки, чтобы капитан зарычал и крепче прижался к его спине. Хорошо. Значит, он не такой стойкий, как сам о себе думает.
— Тогда тебе известно, что меня не заботят предложения, когда я могу просто взять, — он толкает бёдра вперёд и фыркает: — всё, что пожелаю.
Джефферсон вздыхает и расслабляется ещё больше.
— Но не лучше ли будет с согласным на это партнёром, капитан? — спрашивает он, а в голосе звенят нотки смеха.
Повисает напряжённая тишина, затем капитан опускает голову ниже, касаясь губами уха Джефферсона.
— И что же ты хочешь взамен, Шляпник? — Он щёлкает пальцем по полям цилиндра, и сердце у Джефферсона уходит в пятки. Капитан не знает, кто он на самом деле; он лишь озвучил свое наблюдение.
— Историю, — отвечает Джефферсон.
— Сказку на ночь? — теперь уже насмехаются над Джефферсоном, но его это не задевает. — Ты хочешь услышать историю в обмен на ночь с тобой? Не очень высокая цена, милый.
— Не просто любую историю, — признаётся Джефферсон. — Расскажи мне о Неверленде. — Он следит, чтобы голос звучал ровно, будто ему не очень-то и важно.
Киллиан замирает позади него.
— Что тебе известно о Неверленде? — шипит он, и нож впивается в плотную ткань пальто Джефферсона.
— Ничего. Поэтому и прошу рассказать. Ты что, идиот? — с подчёркнутой медлительностью спрашивает Джефферсон, ещё сильнее вжимаясь в стену. Мысли мечутся в попытке найти выход из положения. Предпочтительнее такой, который не приведёт к ножу под рёбра. Внезапно мир перед глазами совершает кульбит, его разворачивают и снова толкают в кирпичную стену — только теперь спиной.
В действительности он изучал пирата только издали. С близкого расстояния, как сейчас, он пользуется случаем провести взглядом от подведённых углём глаз до покрытой тёмной щетиной челюсти.
В короткой улыбке Киллиан показывает зубы, его глаза сверкают.
— Нож, который я приставил к твоему боку, готов в любой момент проткнуть твое сердце, и ты считаешь, самое время называть меня идиотом? — Он поднимает свободную руку, пальцы сбивают шляпу и ухватывают локон тёмных волос. — Ну что ж, дорогой, я открою тебе один маленький секрет, — капитан наклоняется вперёд и прижимается ртом к углу челюсти Джефферсона, зубами оставляет отметину. — Я неравнодушен к смелым действиям, какими бы глупыми они ни были. Мне продемонстрировать, насколько неравнодушен?
Джефферсон трётся носом о его подбородок и невразумительно мычит, когда Киллиан услужливо поворачивает голову. Он проводит губами по щетине вниз к дергающему кадыку, слегка оцарапывая его зубами.
— Сделка есть сделка. Я буду твоим этой ночью, если расскажешь мне историю Неверленда.
— Почему тебя это интересует? — Киллиан теснее прижимается к Шляпнику и издает короткий смешок, когда зубы начинают сильнее терзать его горло. — А, дружок?
— Трудно куда-то попасть, когда не имеешь понятия, чего ожидать, — легкомысленно произносит Джефферсон, поднимаясь выше по горлу Киллиана и зажимая зубами мочку уха.
— И ты планируешь отправиться в Неверленд? — теперь в голосе появляется подозрение, руки сжимаю бёдра до боли.
— О нет. Ни в коем случае, — невозмутимо лжёт Джефферсон, подаваясь вперёд. — У меня есть только воображение, которое нужно подкормить, и пустая книга, которой нужны слова.
— Значит, ты писатель? — Киллиан отодвигается и оглядывает переулок, в котором они оказались. — Должно быть, у тебя действительно туго с идеями, раз ты готов продать себя за хорошенькую историю. — Он обхватывает ладонью подбородок Джефферсона, и Шляпник одновременно осознает три вещи:
Первое — бравый капитан покинул бар в одиночестве не просто так.
Второе — единственная причина, по которой он нашёл Джонса в этом переулке — капитан сам этого хотел.
И третье. Распутный пират знал о его лжи с того момента, как лицо Джефферсона встретилось с кирпичной стеной лавки обувщика.
Его одурачили.
Сердце болезненно стучит в груди, волна адреналина и вполне реального страха пробегает вдоль позвоночника. Безусловно, у него хорошо получается выходить из неприятных ситуаций; но обычная неприятность и вооруженный пират в поисках потерянных земель — две совершенно разные вещи. Джефферсон пытается найти способ сбежать, его взгляд мечется по сторонам.
Нож снова впивается ему в рёбра. Джефферсон сдерживается, чтобы не застонать от досады.
— Надо же. Кое-кто выглядит напуганным. Расслабься, дорогой, —тянет Киллиан, постукивая по рёбрам ножом, будто на ксилофоне. — Считай, я заинтригован. Я расскажу тебе сказку, а ты выполнишь свою часть сделки. И никаких уловок, — добавляет он, наклоняя голову и пряча нож в складках плаща. — Но не здесь. Я склонен к соблюдению осторожности, а не осторожному воздержанию. — Он усмехается и делает большой шаг назад.
Джефферсон поправляет шляпу.
— На твой корабль? — спрашивает он, с недоверием сузив глаза.
— На случай, если попытаешься перерезать мне глотку, — объясняет Киллиан, протягивая руку. — Но уговор есть уговор, так что необходимости в необдуманных действиях не возникнет, верно?
Джефферсон вздыхает и отрывает себе от стены, отряхивая пальто.
— Полагаю, что так, капитан, — его голос чуть насмешлив. — Для пирата ты весьма доверчив.
— У меня за плечами несколько лет опыта, Шляпник. Ты не провёл меня и не проведёшь в ближайшем будущем. К тому же, даже если тебе удастся выпотрошить меня, как свинью, ты вряд ли покинешь корабль в целости и сохранности, — в его голосе звучит мрачное обещание мести за одну лишь попытку предательства.
Шляпник на самом деле не планирует ничего подобного. Ему нужно только, чтобы Джонс начал говорить и нарисовал ему образ, чтобы уже он смог нарисовать ещё одну дверь.
— Могу честно признаться, что у меня нет ни малейшего намерения убивать тебя сегодня.
Он шагает рядом с капитаном, устремив взгляд в булыжную мостовую.
— Только сегодня? — Киллиан смеётся, одной рукой придерживая эфес шпаги, другой — рассеянно вращая на пальце кольцо с рубином.
— Кто знает, что случится завтра.
Оказывается, они были ближе к докам, чем рассчитывал Джефферсон. Он бросает на Киллиана испепеляющий взгляд, когда тот отвешивает поклон и предлагает свою руку, чтобы помочь подняться на борт. Пират лишь улыбается в ответ и беззаботно подмигивает:
— Я всегда джентльмен, Шляпник. Меня нельзя обвинить в отсутствии манер, не так ли?
Джефферсон слышал о многих вещах, в которых можно было обвинить этого человека.
— Да? — беспечно произносит он, отталкивая руку прочь. Фактически он впервые на корабле, против своей воли, и к тому же не в состоянии сказать Джонсу, что не испытывает особой любви к воде. — Полагаю, угрожать проткнуть кому-то сердце в грязном переулке — это очень по-джентльменски. Как же я раньше этого не знал?
— Сарказмом ты ничего не добьёшься.
Но на самом деле он мог бы добиться этим чего угодно, если судить по выпуклости в штанах Джонса.
— Твоя каюта, капитан? — скучающим тоном говорит Джефферсон, снимая шляпу.
В комнате пугающе темно, пока Киллиан не зажигает масляную лампу. Корабль мягко покачивается на волнах, а вместе с ним — желудок Джефферсона. Чтобы отвлечься, он сосредотачивает внимание на глазах капитана; этот человек — акула, и он в своих водах.
Решив, что прямолинейность лучше, чем раздумья, Джефферсон стягивает с себя шарф, позволяет ему медленно соскользнуть с плеч и упасть на пол. Он фыркает в ответ на приподнятые брови Джонса и гораздо бережнее кладёт шляпу на небольшой потертый столик. Без неё он чувствует себя голым и ничего не может с собой поделать, даже будучи полностью одетым. Это странное ощущение, и в глубине души оно тревожит Джефферсона.
Он говорит себе, что небольшой дискомфорт стоит того. Скоро он сможет нарисовать себе дверь. Сможет сбежать в мир, где время остановилось, где ничего, кроме его работы, не будет иметь значения.
— Это всё? — дразнит Киллиант, снимая свой плащ.
Преисполненный решимости выполнить условия сделки, Джефферсон продолжает раздеваться. Вскоре он оказывается обнажен и понимает, что совершенно не возбужден. Он чувствует себя как никогда уязвимым и мысленно проклинает Румпельштильцхена за то, что тот отказался сотрудничать с ним в этот раз.
Он, быть может, и крокодил, но находчивый. Их совместные усилия, как правило, приносили… хорошие результаты.
— Ну что же ты, милый. Какое в этом веселье, если ты не заинтересован в игре? — Киллиан вздыхает, лениво поглаживая себя.
У пирата нет проблем с полной боевой готовностью, замечает про себя Джефферсон и улыбается с напускной скромностью — он знает, что его улыбка выглядит неприятно и таит в себе скрытую опасность, но производит нужный эффект.
— У тебя есть шанс заинтересовать меня, капитан. — Он наклоняет голову вперёд, а затем шипит сквозь зубы, когда рука разворачивает его за плечо к койке.
— О, золотко, я только приступаю. Имей немного веры.
«Вера, доверие и волшебная пыльца», — шепчет Румпельштильцхен у него в голове. Джефферсон гонит прочь надоедливый голос своего непостоянного работодателя и хмыкает, оказавшись лежа на спине. Он вытягивает руки над головой, чтобы ухватиться за спинку кровати, и чувствует, как капитан разводит его ноги. Он позволяет ему, воображая, как это выглядит со стороны.
Должно быть, неплохо — потому что к его горлу прижимаются губы, а затем спускаются ниже; зубы останавливаются на соске. Он пытается проглотить резкий вздох — оказывается, это его чувствительное место.
— Прелюдия, капитан?
— Я же сказал тебе, что я джентльмен во всём. Ты предложил стать добровольным партнёром, Шляпник. Теперь это часть сделки, — произносит он у самой кожи, зарывшись лицом в изгиб бедра. Сейчас Джефферсон уже безусловно заинтересован, его полувозбужденный член становится твёрже с каждым новым прикосновением языка к телу.
— Добровольность не обязательно исключает участие, — задыхаясь, пытается объяснить он.
Согласное мычание раздается у головки его члена, он зарывается пальцами ног в простыни и втягивает живот.
— Ты делал это прежде? — спрашивает Киллиан, протягивая руку за бутылочкой масла. Пахнет отвратительно, но Джефферсон не жалуется. Не в этот раз.
— Не совсем, — признает он, опираясь на локти, чтобы понаблюдать. — Но я полагаю, ты делал. Что бы сказали твои люди, капитан.
Пират посылает ему очередную широкую ухмылку.
— Знаешь, Шляпник, довольно часто они говорят «спасибо». Ты тоже будешь благодарен, утром.
Джефферсон знает, что не останется до утра. Как только он получит то, что ему нужно, он будет далеко отсюда, спасибо большое. Он не поправляет Джонса, вместо этого упирается ногами в матрас, чтобы дать ему больше пространства для действий. Тот издает благодарный звук и проталкивает в него смазанные маслом пальцы.
Одновременно с этим Киллиан вытягивается вдоль тела Джефферсона, пока не накрывает его полностью собой, двумя пальцами по-прежнему внутри него.
— Поцелуй меня, — командует он без обиняков.
— Это не было частью, хм… соглашения, — задыхаясь, произносит Джефферсон и слизывает языком пот над верхней губой. Затем язык с привкусом рома принуждает его к поцелую, и Шляпник шепчет проклятия. — Ты невыносим.
— Кажется, ты достаточно хорошо меня выносишь, на самом-то деле, — отвечает Киллиан светским тоном, вытирая ладонь о простынь. Он встаёт на колени, и Джефферсон наблюдает, как пират капает масло на свой член и размазывает по всей длине. Его тело почти светится в отблесках пламени, покрытое испариной после долгого дня, между ними возникает жар, который они встречают, словно старого друга.
— А что если я просто невероятно хороший актёр?
Киллиан посмеивается и отводит его ногу ещё дальше, глядя на свой член, медленно проникающий в тело Шляпника. Он замечает дрожь и тихий стон на выдохе.
— Вот так. Больно долго не будет, любимый.
— Иди к чёрту.
— О, дорогой, — смеётся Киллиан, подхватывая Джефферсона за бёдра. Его масляные ладони скользят и не могут ни за что зацепиться. Лодыжки смыкаются у него на пояснице и притягивают ближе. Несмотря на боль, Шляпник по-прежнему упрям. На это он может закрыть глаза. Он закрывает на это глаза. — Выглядишь изумительно.
— Не льсти мне, — сквозь зубы проговаривает Джефферсон, полуприкрыв глаза. — Просто закончи с этим, капитан.
— Ты весь вечер звал меня по имени, — говорит Киллиан, отстраняясь и снова неглубоко входя. — Весь вечер. И при этом я не знаю твоего.
Как этому безумцу удается поддерживать разговор, одновременно занимаясь сексом — Джефферсону никогда не понять. Он не удостаивает полувопрос ответом. Вместо этого шумно глотает и упирается затылком в подушку. Он выгибает бёдра наверх, стонет сквозь сжатые зубы; всё его тело дрожит. Он никогда раньше этого не делал, нет, но думает, что придётся ещё не раз.
Он пачкает их обоих, не испытывая смущения, что кончил первым. Он ошеломлен тем, какая сильная усталость наваливается на него, и почти не запоминает происходящее дальше.
Закончив, Киллиан ложится рядом. Они больше не прикасаются друг к другу, просто отдыхают, между ними — несколько дюймов пространства.
— Ты должен мне историю, — напоминает Джефферсон, используя мягкое покачивание корабля, чтобы успокоиться.
— Допустим, что так, — Киллиан теперь говорит иначе, удовлетворенно и любезно. Его выразительный звучный голос переходит в тихую колыбельную, когда он нашёптывает слова о далёкой, далёкой стране. О стране, замершей во времени, где день может превратиться в год, и ты этого не заметишь.

На следующий день Джефферсон просыпается поздно и с удивление обнаруживает, что находится один. Он одевается как можно быстрее. Боль в заднице пульсирует хуже похмельной мигрени. Взгляд на палубу также подтверждает, что он один.
Человек более низменный не преминул бы стянуть что-нибудь, но он не пират. Он покидает корабль менее грациозно, но более тихо, чем прибыл, и, как только покидает доки, плавно сливается с толпой горожан. Единственное, что выделяет его из простолюдинов, — примечательная шляпа на голове.
Впереди его ждёт новая дверь.

Он встречает её однажды во время сбора грибов. Она так обворожительна, что он замирает. Он так никогда и не добрался до Неверленда.