Не секрет, что я люблю все, что пишет bitterfic.
До сих пор, возможно, оставалось секретом, что я питаю нездоровую любовь к персонажам эпохи Просвещения.
Все это совместилось в замечательном переводе фика bitterfic по фильму "Роб Рой", выполненном [J]-Snowblind-[/J].
И вылилось в повод для меня немилосердно попикспамить Арчибальдом.
063/23: Rob Roy ficНу вот все и поняли, с чего ж меня так мило штырит...Это один из трех известных в сети фиков по данному фандому, и единственный, по-настоящему запавший мне в душу. Все благодарности и восторги полагаются автору. Моя же скромная роль переводчика, несомненно, куда менее значительна, и все же я "рожал" это долго и упорно, ночами и воспаленным сознанием. В ряде моментов отдельные анатомические подробности были опущены, что можно списать на исключительно эстетствующую натуру переводчика, сильно озабоченного гладкостью изложения и благозвучностью русского эквивалента.
Посему переводчик, как натура чувствительная и эмоционально-нестабильная (несколько ночей к ряду
ипавшаяся шаманившая над текстом и полночи резавшая скриншоты),
желает получить отклик со стороны широкой общественности. Это такой тооонкий намек на более чем тооолстые обстоятельства.Как водится, какртинко для привлечения внимания и просвещения несведущих.
Впрочем, кто сабжа не видел, пересказывать не стану — посмотрите, есть на что. 
ху из ху, полагаю, разъяснять не надо — вроде и так все понятноНазвание: "Дивный танцор" ("Beautiful Dancer")
Автор: bitterfic
Перевод: -Snowblind-
Фандом: "Роб Рой" ("Rob Roy")
Пейринг: Арчибальд Каннингем/Алан МакДональд (Archibald Cunningham/Alan McDonald)
Рейтинг: NC-17
Примечание автора: автор не является создателем персонажей и не ставит целью извлечение выгоды из всего написанного.
Саммари: Действие происходит в ночь празднования Бельтайна до событий, описанных в фильме. Правая рука Роб Роя МакГрегора Алан МакДональд впервые встречается с англичанином Арчибальдом Каннингемом.
Ссылка на оригинал:
bitterfic.livejournal.com/tag/fandom%3A%20rob%2...читать дальшеЯ и моя сестра Муар МакДональд были одного поля ягоды: оба светлолицые и веснушчатые, рыжеволосые с голубыми глазами, что всегда горели эмоциональным возбуждением и жаждой приключений. Будучи мужчиной, я мог бы скитаться вдали от дома, но в тот момент я шел рядом с Муар, находясь в совершенном смятении духа. Она могла отыскать в соседних деревнях и ближайших поселениях вещи, куда более захватывающие и невероятные, нежели я мог вообразить себе в далеких странах.
Стоял вечер 1-го мая. Мы с Муар шли сквозь холодные туманы и лес, направляясь туда, где, как она утверждала, празднуют приход весны народы, которые не забыли былые традиции, не променяли богиню Луны и оленя на Христа, распятого на кресте.
Муар регулярно на протяжении пяти лет принимала участие в этом обрядовом празднестве. Я же всегда находился где-то, ведя дела МакГрегора. Это был первый раз, когда я увидел огни Бельтайна.
— Предупреждаю тебя, брат, — сказала она мне, когда мы пробирались сквозь лес, — эти ночи удивительные, но и удивительно странные. Сейчас и еще раз осенью завеса, что отделяет наш мир от иных миров, истончается. Произойти может все, что угодно, но что бы ни случилось, с утренними лучами солнца ты будешь вспоминать это, как сон.
— Какой же тогда в этом толк, если потом все забывается? — Спросил я.
— Не забывается, Алан МакДональд, — сказала она мне, — никогда не забывается. Скорее видится сквозь затемненное стекло, как рассказывается в хорошей книге. Я поняла, что все происходящее в Бельтайнскую ночь, словно сквозь зеркало, показывает, что есть ты и что может случиться. Я расскажу тебе историю: два года назад на празднике в Бельтайнскую ночь я встретила маленькую девочку. Мы вместе смеялись и играли всю ночь напролет, на утро я едва помнила об этом, но в прошлом году, когда ребенок, которого я носила, появился на свет раньше срока и умер, я во всех подробностях вспомнила ту ночь и ту девочку. Я знала: она была ребенком, которого я потеряла.
— Тогда нет в этом ничего хорошего, — сказал я серьезно, зная, каким жестоким ударом для нее была утрата того малыша.
— Это не так. Смерть и жизнь, любовь и ненависть, надежда и отчаяние — все они собираются вокруг огней. И все же это танец, празднование, радость.
Деревья расступились, и нам открылось широкая поляна, на которой толпа людей собралась вокруг ярких потрескивающих огней.
— Позволь мне больше ничего не говорить, — сказала моя сестра, — ты должен сам все увидеть. Мы пришли.
Войдя в круг, я ощутил одновременно и опьянение, и ясность. Совершалась церемония, которую я не понимал. Это продолжалось до поздней ночи, хотя казалось, будто все произошло в одно мгновение. Когда завершилась обрядовая часть, началось празднование. Была музыка, танцы, выпивка и яства. Казалось, ничего необычного по сравнению с другими празднествами, которые мне довелось посетить, но в то же время было и то, что не походило ни на что более; то, чего мне никогда не доводилось видеть прежде.
Были в толпе фигуры, которые я не мог объяснить. Обнаженная женщина с головой оленя; ребенок с кожей зеленой, как трава, и глазами, желтыми, как солнце. Я даже подумал было, будто вижу свою кузину Джилли МакДональд, которая умерла от сифилиса десять лет назад. Танцоры, кружившиеся вокруг майского шеста, казалось, двигались в обоих направлениях, и сам майский шест походил на дерево или на человека, а у лент выросли руки.
Я крепко держал сестру за руку, словно если бы мы снова были детьми. Я никогда не чувствовал ее столь далекой, но внезапно она исчезла — я остался один и теперь мог заглянуть в темное зеркало в независимости от того, что бы меня там поджидало.
И в тот момент я увидел его — создание еще более экзотичное и красивое, нежели рогатая женщина и мужчина-олень или девушки с виноградной лозой вместо волос, танцевавшие в кругу. Он, вероятно, был моим ровесником, но более хрупкого телосложения, худощавый, с резкими чертами лица. Его волосы были коротко острижены, а светло-голубые глаза ярко выделялись на бледном заостренном лице. Одет он был в невероятный костюм, мерцавший сиреневым и кремовым цветами, украшенный тесьмой и перламутровыми пуговицами. Нечто подобное мне нередко доводилось наблюдать в городе и при дворе, однако здесь, в лесу это казалось фантастичным, как и все, что меня окружало.
Рядом с ним я заметил женщину, одетую в простое крестьянское платье. В руках она держала парик с множеством тщательно продуманных завитков и шпагу. Должно быть, это она его сюда привела (разумеется, он не пришел сам), и шпага и парик принадлежали именно ему, хотя он, казалось, и вовсе позабыл о них. Он танцевал. Танцевал красиво среди толпы тел. Это был дикий горский танец, и хотя такой как он, возможно, никогда прежде не делал ничего подобного, он словно бы учился на глазах, заимствуя движения других и превращая их в свои собственные.
Я присоединился к танцу. Отчасти из чувства гордости, стремясь показать, что шотландец мог достойно исполнять национальный танец, но главным образом потому, что мне хотелось стать ближе к загадочному и изящному придворному. Меня называли отличным танцором — он это заметил и, очутившись рядом, повторял каждое движение, которое делал я. А музыка, казалось, становилась все громче и быстрее. Мы раскачивались и кружились вокруг друг друга. Мои башмаки и его туфли сливались в расплывчатое пятно, но глаза его неустанно глядели на меня, и в ярком свете в них отчетливо читался вызов, и я находил это поистине неотразимым.
Мне хотелось коснуться его, причем так, как мне никогда прежде не хотелось касаться других мужчин. Осознание этого факта меня ничуть не встревожило. Я вспомнил слова Муар о том, что в эту ночь может произойти все, что угодно, и я дотронулся до него. Он оказался весьма проворным и легко увернулся, безжалостно рассмеявшись мне в лицо. Я знал: он мог бы уклоняться от меня на протяжении всей ночи, если бы я принял его правила игры. Но вместо того, чтобы преследовать его, я резко остановился – и он, все еще в движении, покачнувшись, упал прямо мне в руки.
Я поймал его за запястье и талию и начал танцевать, подобно тому, как если бы вместе танцевали мужчина и женщина.
— Следуй за мной, — сказал я. Он презрительно усмехнулся, взглянув на меня так, будто бы желал укусить, однако сделал все, как я сказал. Так мы кружились среди странной толпы до тех пор, пока я не выбился из сил, и у меня не закружилась голова. Его тело в моих руках сделалось разгоряченным и влажным, а лицо освещалось зеленоватым светом. Я понимал, что танцевать уже не в силах, но не знал, что делать дальше. И в этот момент, да будет благословенна маленькая порочная душа, его губы внезапно оказались напротив моих, и его острый язык настойчиво проник в мой рот.
В следующую секунду я сорвался с места, потянув его за собой, вырываясь на свободу, увлекая нас подальше от других танцующих, от огней, пока мы с треском не ввалились сквозь заросли ежевики в лесную чащу. Наконец, я споткнулся, и мы упали на землю, на мох и листья. Он оказался сверху. Ладонями я ощущал гладкость атласа и мягкость тяжелой материи его жюстокора. Я, казалось, не чувствовал его достаточной мере, и он, вероятно, ощущал то же самое, спрятав лицо в моих длинных рыжих волосах, продолжая с жадностью целовать меня.
— Как твое имя? — Поинтересовался я в перерыве между поцелуями.
— Арчи, — прошептал он, задыхаясь.
— Хочешь узнать мое?
— В этом нет необходимости. Я буду звать тебя рыжим.
— Ты англичанин? — Спросил я, обращая внимание на его акцент вкупе с его одеянием.
— Был им, — ответил он, и по его тону было очевидно, что больше мне не следует касаться этой темы.
Я начал стягивать с себя одежду. Это было нетрудно: нужно было только расстегнуть ремень, развязать несколько узлов на килте, избавиться от рубахи и башмаков — и вот уже, освещаемый лунным светом, я был полностью обнажен. Ему же лишь удалось только что расстегнуть свой жилет. Еще более длинный ряд мелких пуговиц поджидал ниже, на рубашке. Я потянулся к своей сумке и извлек выточенный из кости нож.
— Могу ускорить этот процесс, — предложил я.
— Не смей! — Огрызнулся он, но я уже успел подцепить пригоршню мягкой вздымающейся материи и позволил ножу распороть ее от живота до горла. Мое наслаждение от созерцания его тугой гладкой груди было недолгим. Он ощутимо ударил меня.
Это задело, но едва ли вывело меня из себя. Я придавил его к земле, усевшись верхом на его узких бедрах, перехватывая и удерживая его руки.
— Ты мерзавец, Арчи. Разве ты не хочешь? — Спросил я.
— Если бы я не хотел, то не был бы сейчас здесь с тобой. Я хочу.
Я поцеловал его так крепко, как только мог, все еще удерживая его руки, что оказалось не так уж просто. И хотя не могу сказать, что он слишком сильно сопротивлялся, но он боролся против меня, будто рыба, брыкаясь между моими ногами. Оставив его губы, я спустился ниже, покрывая поцелуями его шею и затвердевшие соски, облизывая его живот. Достигнув пояса его бриджей, я откусил первую гладкую, мерцающую пуговицу и, зажав ее между зубами, снова двинулся вверх, чтобы поцеловать его. Мы передавали друг другу с поцелуями перламутровую пластинку, но у меня было еще достаточно подобных уловок.
Я отпустил его запястья, и он зарылся руками в моих волосах, когда я наклонился, чтобы расстегнуть его лавандовые бриджи. Я стянул их, его возбужденный член сделался твердым и стоял теперь вертикально, прижимаясь к животу. Я взял его в рот и принялся сосать. Он молча стонал, его бедра двигались в одном ритме с моим ртом. Он выпустил мои волосы и закрыл руками лицо. Кончая, он вскрикнул, будто от боли, и замер.
Я позволил ему кончить себе на живот. Затем я набрал пригоршню его спермы и, заставив его перевернуться лицом вниз, провел своей скользкой рукой в щели между его ягодицами. Когда я ввел палец, он вновь вскрикнул, вздрогнул всем телом, но сопротивляться не стал. Я прижался к нему своим членом, полностью поглощенный страстью, которой был едва ли в состоянии управлять.
Его тело поддавалось мне с трудом. Он был таким тесным, что мне пришлось сжаться, подобно пружине, чтобы войти и распрямиться внутри. Я видел его лицо, его зубы были плотно сжаты. Я думал, что мог причинить ему боль, но как только я начал двигаться в нем, я не мог быть нежными и уже не мог остановиться. Я извергся внутри него, обессилено упав сверху. Я мог бы так пролежать до утра: моя щека на его спине; мои руки, обнимающие его за талию, но, несмотря на то, что я все еще был внутри него, он начал изо всех сил пытаться спихнуть меня.
— Теперь мы это сделали. Выйди из меня, — рыкнул он. — Дай мне уйти. Он спихнул меня в сторону и начал натягивать свою одежду. Я болтал голыми ногами вокруг него.
— Прости, пожалуйста, — сказал я, — но я могу предположить, что раз уж ты позволил трахнуть тебя в зад, тебе бы следовало согласиться остаться.
— Не пытайся строить из себя умника, рыжий, — бросил он, — ты таковым не являешься. И я тебе не милая игрушка. Он дернулся, пытаясь спихнуть мои ноги, но лишь слегка толкнул их.
— Можешь быть уверен, Арчи, ты показался мне красивым, но вовсе не милым. Однажды в городе я видел плененную пантеру — домашнее животное одной придворной дамы. Холеная, лоснящаяся на золотой цепи, но я смотрел и думал лишь о том, что это дикое существо. Позже я слышал, что она растерзала даму. Когда я увидел, как ты танцевал, мне вспомнилась та пантера. Я подумал, что под всем этим чертовым нарядом скрывается такой же дикий необузданный зверь. Вот почему я не мог оторвать от тебя глаз.
— В таком случае ты человек опасных вкусов.
— Как ты сам сказал прежде, если бы это было не так, я не был бы здесь с тобой и не танцевал бы вокруг языческих огней ночью в темном лесу. Мне всегда хотелось увидеть и узнать, что лежит по тут сторону приличий и обыденности. Я охотно бы пересек океан, чтобы увидеть другие земли, и тогда моя сестра сказала, что если я приду с ней сюда сегодня ночью, то смогу очутиться в ином мире. Разве мог я не присоединиться к ней?
— О каком другом мире ты говоришь? — Поинтересовался он.
— О мире духов и грез, — ответил я. — Моя сестра говорит, что все, что происходит под Бельтайнской луной, является зеркальным отражением того, что есть мы, и что с нами будет. Отражение, до неузнаваемости искаженное до той поры, пока не придет время, чтобы увидеть все ясно.
— Некоторые вещи совершенно ясны и без извращенной насмешки ведьминого зеркала, — произнес он с горечью и в тоже время как всегда с усмешкой.
— В таком случае, если тебе все ясно, скажи же мне, кто мы и что с нами будет?
Он наклонился ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание, дразнящее мое ухо. Он положил руку мне на грудь.
— Ублюдок во всех смыслах этого слова, насильник, головорез и беспутный глупец — вот, кто я есть и кем навсегда останусь.
— Мой любовник, моя пантера, мой дивный танцор, — мурлыкал я, касаясь его губ своими, но он отстранился, подымаясь на ноги.
— Ты околдовал меня, мальчишка, — сказал он, — своим пленительным танцем и спутанными рыжими волосами. Мне не нужно твое имя, потому что я итак его знаю. Ты Алан МакДональд, правая рука МакГрегора, и это может означать только то, что вскоре прямо или косвенно я окажусь твоей смертью.
— А как же танец? Известно ли Вам, сэр, его значение так же четко?
— Есть лишь один танец, который мне известен, — сказал он, превосходно имитируя выпад и вращение фехтовальщика, — лишь один танец, которым я владею безупречно, и в котором однажды споткнусь. Рано или поздно все мы терпим неудачу. — Он жестоко рассмеялся. — Злобная шутка этой ночи.
— Прости, Арчи, но я не могу так ясно видеть вещи, как ты.
— Боже, ты будто ребенок! Ты не можешь быть моложе меня, ты взрослый мужчина, но ты похож на ребенка со своей тягой к приключениям, играм и своими большими глазами. Поверь: что бы ни случилось, ты мог бы запомнить эту ночь как предупреждение, чтобы изменить своим привязанностям и выйти из игры, пока это еще возможно.
— Это с легкостью могло бы стать таким же предупреждением для тебя, — заметил я, — чтобы бросить свой танец и остаться со мной, пока еще можно. Я потянулся к нему, он сделал было шаг в моем направлении, но внезапно отвернулся.
— Я не могу, — это было все, что он сказал, а затем ушел прочь, исчезая в темноте леса. Вот, кстати, и цитата в тему.
Тим Рот: "Меня всегда смешил XVIII век: большинство мужчин этой эпохи выглядят на портретах как трансвеститы, причем не просто как трансвеститы, а как особый их сорт — трансвеститы-дешевки. Правда, я прекрасно понимаю, что у каждого из них была шпага, и убивали они не задумываясь".
