Making deals, kissing people, one hell of a business.
Название: «Миф о Величии»
Оригинальное название: The Myth of Greatness
Авторы: airspaniel и cerebel
Перевод: Fucking_Renegade
Бета: Sally
Бета-ридер: nadine_1
Фандом: «Невероятный Халк»
Пейринг: Брюс Бэннер/Эмиль Блонски
Рейтинг: NC-17
Категория: мультифандомный СЛЭШ
Ворнинг: ПРИНУЖДЕНИЕ
Спойлеры: Киноверсия «Невероятного Халка» (2008) режиссёра Луи Летерье. Данный фик – альтернативное продолжение университетской битвы.
Саммари: "Бэннер не собирается драться с ним, не сейчас, и это ужасно разочаровывает. Но есть и другие способы спровоцировать реакцию..."
Ссылка на оригинал: community.livejournal.com/teampornbomb/960.html...
Перевод сделан в рамках весеннего Мини кинк-феста на Домиане.
Кинки: №20 – похищение, №33 - ограничение подвижности
От переводчика: как видите, над этим текстом трудились аж 5 человек. в него было вложено столько души, сил и времени, что я почти ощущаю его своим детищем.
_____________
Очень скоро его униформа становится мокрой насквозь... Очень скоро его униформа становится мокрой насквозь. От раскатов грома дрожит земля, а Эмиль Блонски продолжает бежать, не оступаясь и не чувствуя усталости.
Брюса Бэннера до смешного легко преследовать. Сломанные ветки, размытые следы: кто угодно, даже вполовину менее сообразительный, чем Блонски, и вчетверо хуже натренированный, смог бы его выследить. С ним нет военных, правда. Не было после кампуса. Он мог бы задаться вопросом почему, но его это не волнует. Прикрытие не обязательно. Если он поймает Бэннера, он убьёт его – или монстра – своими руками.
Рация утеряна, как и его оружие. Но это не важно. Лишняя тяжесть ему бы только мешала.
Блонски останавливается на мгновение, балансируя на каменном выступе. Слева змеится автомобильная трасса, справа – к вершине горы тянется лес.
Вспыхивает молния, ей вдогонку несётся раскат грома. Блонски отбрасывает мокрые волосы с лица.
Он слышит рёв впереди – монстр бросает вызов богам. Полуулыбка искажает его лицо, и он начинает бежать вниз по склону. Теперь недалеко.
В новом обличии Бэннера ещё осталось что-то от учёного, так полагает Блонски. Что-то от пацифиста, что спрятано слишком глубоко. Иначе бы он никогда не стал убегать. Он отбрасывал войска, посланные за ним, как муравьёв, потому что был выше этого.
Генерал Росс, должно быть, уже заметил отсутствие Блонски к этому времени. Возможно, он попытается прислать подмогу.
Блонски сомневается в этом. Местность дикая, вертолёт не справился бы так хорошо, как человек на ногах, а ведь ни один человек на ногах не может перемещаться так быстро, как Блонски.
Он слышит низкое тяжёлое дыхание раньше, чем видит фигуру Бэннера, тот нашёл пристанище под навесом скалы.
Блонски прячется за деревом, просчитывая свои возможности. Каким бы опытным он ни был, это существо настолько могучее, что отмахивается от пуль, как от капель дождя, так что вряд ли его походный нож сильно поможет. Но погоня, кажется, закончена, а Бэннер даже не догадывается о его присутствии, - широкие зелёные плечи и голова опущены, скрывая лицо.
Он двигается тихо, даже осторожнее, чем надо, учитывая шум дождя, но он всё ещё не знает пределов возможностей Бэннера, а его единственное оружие – это неожиданность.
И помоги ему боже, его снедает любопытство. Он никогда не был алчным, но это? Кто не захотел бы этого? Эту силу, скрытую под поверхностью, только и ждущую, чтобы ею завладели. От этих мыслей его рот наполняется слюной.
Тем не менее, Бэннер выглядит жалким, мокрые тёмные волосы, прилипшие ко лбу, скрывают ту небольшую часть лица, которая не закрыта руками. Его грудь содрогается при каждом вдохе, и Блонски подбирается ближе, желая стать свидетелем трансформации.
Ему интересно, каково это, когда плоть сжимается, а сухожилия уменьшаются, интересно, происходит ли это медленно и незаметно, или внезапно, как взрыв здания, сбитого C4. Ему интересно, больно ли это.
Его губы складываются в злой улыбке. Он очень надеется, что больно.
Но проходит время, и ничего не меняется, ничего, кроме порывистого дыхания существа, скрючившегося у скалы, Блонски начинает думать, что Бэннер и не собирается меняться. Может, он, как ни странно, просто плачет.
Волна накрывающего его отвращения настолько сильна, что граничит с тошнотой. Он остаётся тихим и неподвижным, спрятавшись за стеной дождя и деревьями, но стоять и ждать так дальше он не может. Он хищник, он охотился и поймал свою жертву, и он собирается убить. Его тело требует.
Но не успевает он сделать и полшага, как фигура перед ним вздрагивает, и в тихом шуме дождя ему кажется, он слышит, как меняются мышцы, сжимаются сухожилия, уменьшаются кости. Восхищение пронзает его. Мощь исчезает, сила исчезает, зелёный бледнеет. Остаётся фигура жалких размеров, грязная, полуголая в разорванных остатках одежды Бэннера.
Блонски шипит, разочарованно, расстроено. Он действует со скоростью, которая, он знает, слишком велика, чтобы быть заметной взгляду, – вытаскивает нож и всаживает в ближайшее дерево с такой силой, что оно почти раскалывается на части, но ему плевать. Монстр снова заперт внутри человека, и жертва Блонски скрылась.
С осторожностью он подходит к Бэннеру. Не то чтобы учёный представляет какую-то реальную угрозу, просто жизненный опыт никуда не денешь, и Блонски всегда наготове.
Никакой необходимости в предосторожности нет. Глаза Бэннера закрыты, а дыхание размеренно. Он даже не вздрагивает из-за грома. Без сознания, значит. Он лежит, свернувшись на боку, сокрушительно уязвимый, в противоположность чистой мощи монстра, свидетелем которой Блонски был совсем недавно.
Блонски стискивает зубы. Он берёт Бэннера за плечо и грубо переворачивает на спину. Ссадины, царапины и синяки покрывают чересчур бледную кожу. Блонски не замечал их раньше. Он протягивает руку и касается самого сильного из порезов, его прикосновение слишком лёгкое, чтобы разбудить. Порез немного изгибается, спускаясь вдоль живота Брюса.
Какое-то из нападений, – думает Блонски. Это след от пули или чего-то ещё?
Неожиданно он одёргивает себя и отстраняется. Гром теперь доносится откуда-то издалека, а значит, буря уходит.
Блонски наклоняется, чтобы внимательнее рассмотреть Бэннера. Превращение было занятным. Кажется, монстр вырывается наружу, только когда на Бэннера нападают или когда он не в состоянии контролировать своё эмоциональное состояние. Хочет ли монстр вырваться наружу? Нравится ли Бэннеру сила, которую он даёт ему?
Может ли он вызывать монстра по собственному желанию?
Его жертва не скрылась, – приходит к выводу Блонски. Это просто задержка, а с задержкой справиться можно.
Бэннер оказывается лёгким, когда Блонски поднимает его. То ли из-за его телосложения, то ли из-за собственной новообретённой силы, Блонски не знает. Но нести его не составит труда. Бой ещё не закончен, даже на половину, а сменить местоположение было бы весьма кстати.
_________________
В мотеле на границе штатов не задают лишних вопросов, и что еще лучше, он почти пуст. Женщина за стойкой администрации просто протягивает ключи (“Комната 599, дальше – только в лес, как вы просили”), пожимает плечами и снова обращает свой взгляд на тусклый чёрно-белый телевизор, поглощённая яростным негодованием мужа, который только что узнал, что его жена оказалась мужчиной.
Что ж, у всех свои секреты.
Блонски переносит вес тяжести Бэннера на одно плечо и тащит его в комнату, затем бесцеремонно бросает всё ещё неподвижное тело на кровать. Бэннер лежит, как упал: растянувшись на животе, одна рука свисает с края. Он выглядит хрупким и болезненно молодым, губы приоткрыты и расслаблены во сне, хотя брови по-прежнему сдвинуты, как будто он всё ещё должен бороться со зверем внутри.
Возможно, он по-прежнему борется с ним. Возможно, хватит малейшего раздражения, пока Бэннер так слаб и немощен, чтобы вызволить ту потрясающую силу, которой он не достоин обладать.
Терпение Блонски на исходе. Он поднимает Бэннера и переворачивает, бросая спиной на изголовье кровати, безо всяких усилий. Никакой трансформации на этот раз, только короткая вспышка сознания в полуприкрытых зелёных глазах.
– Просыпайся, спящая красавица, – выплёвывает Блонски, отводя руку и с силой ударяя Бэннера по лицу. – Тихий час закончился.
Бэннер стонет, всё ещё в полубессознательности, и Блонски повторяет движение. Удар кожи о кожу кажется громче на этот раз. Бэннер моргает, а затем его взгляд стремительно проясняется.
Бэннер поднимает руку, чтобы защитить себя или, может быть, ударить в ответ…
Блонски перехватывает его запястье, сжимает с такой силой, чтобы Бэннер действительно ощутил. Блонски изучает его лицо. Глаза Бэннера чистые, без единого намёка на зелёный.
– Кто ты, чёрт возьми? – спрашивает Бэннер почти с вызовом, но Блонски видит страх в его глазах.
Слова Бэннера задевают его, и Блонски медлит.
– Ты не знаешь? – отвечает он вопросом на вопрос. Он удерживает взгляд Бэннера и видит, как осознание внезапно обрушивается на него, фальшивая бравада уступает место тревоге, а затем, когда Бэннер окидывает взглядом комнату мотеля, крашеный потолок, дешёвые репродукции, тревога сменяется откровенной паникой.
Превосходно.
– Что тебе от меня надо? – спрашивает Бэннер мягче, выговаривая слова таким образом, чтобы подавить чересчур сильные эмоции. И, правда, дыхание Бэннера выровнялось, и он расслабился в хватке Блонски. Без сомнений, игнорируя боль в запястье.
Это неприемлемо. Битва ещё не началась, а Блонски уже проигрывает.
Блонски позволяет своим пальцам переместиться к ключице Бэннера, исследуя синяк кончиком большого пальца.
– Что это? – спрашивает он. – Ты помнишь?
– Эй! – восклицает Бэннер, пытаясь увернуться и защититься свободной рукой.
Блонски хватает её той же рукой, которая уже держит запястье Бэннера, и ударяет о спинку кровати за его головой. Попытки Бэннера вырваться жалки, они делают их только ближе, намного ближе, достаточно, чтобы он мог почувствовать быстрое дыхание Бэннера на своей коже. Мужчина тяжело сглатывает, глубоко втягивает воздух, задерживая его в лёгких, считает про себя, стараясь выдыхать медленно и размеренно, несмотря на то, что пальцы Блонски впиваются в его запястья, оставляя новые лилово-чёрные синяки на бледной коже.
– Что тебе надо? - повторяет Бэннер, голос ровный, хотя глаза смотрят непокорно, и, чёрт возьми, по-прежнему не того цвета. Блонски горит желанием ударить его свободной рукой, повалить и избивать, пока они не поменяют свой цвет, он хочет увидеть яростный, радиоактивный зелёный или бессмысленный, стеклянный взгляд смерти, оба варианта приветствуются.
Но Блонски никогда не зашел бы так далеко в своей карьере, в своей жизни, если бы не знал точно, когда и как следует менять тактику. Бэннер не собирается драться с ним, не сейчас, и это ужасно разочаровывает. Но есть и другие способы спровоцировать реакцию.
Он не отвечает на вопрос, снова пробегает пальцем по синяку на ключице Бэннера, прикосновение такое легкое, что почти не ощутимо. Не в состоянии противиться импульсу, он нажимает сильнее, наслаждаясь болезненным вздохом своего пленника. Блонски издаёт низкий смех, ослабляя давление и только аккуратно задевая ногтями пораненную кожу.
Он всё ещё не отвечает на вопрос, медленно наклоняет голову ниже – выражение замешательства и паники на лице Бэннера изумительно.
– Что ты…? – начинает Бэннер, но не успевает закончить вопрос, потому что Блонски повторяет движения своей руки губами, сухое прикосновение к разгорячённой коже заставляет Бэннера зашипеть, а Блонски не может ничего с собой поделать и улыбается.
Элемент неожиданности все-таки чего-то стоит.
Всё тело Бэннера напряжено и натянуто из-за усилия контролировать себя, но его пульс учащается, бьётся сильно и энергично под губами Блонски, и он уверен, что почти может ощутить на вкус близость к монстру. Но Бэннер держится благодаря одной силе своей воли.
– Не делай этого, – неожиданно выпаливает Бэннер. – Пожалуйста, не делай этого.
– Ты можешь меня остановить, – парирует Блонски. Он кладёт ладонь Бэннеру на грудь, скользит вниз по животу. Нежно.
Бэннер дрожит, закрывает глаза и извивается под Блонски, гибкие мышцы проступают под кожей.
– Ты не знаешь, что делаешь, – настаивает Бэннер, выкручивается, пытаясь то ли увернуться, то ли сбросить Блонски. Попытка бесполезна, Бэннер в этой его слабой форме с тем же успехом мог бы попытаться швырнуть в него автопогрузчиком, как при первом столкновении Блонски с монстром.
– Мне кажется, – осторожно говорит Блонски, – что я точно знаю, что делаю.
– О нет, – бормочет Бэннер, – нет, нет… ты не можешь, не можешь…
Он больше боится насилия, этой силы внутри себя, отстранённо замечает Блонски, чем того, что он делает с ним. Он должен знать, что его свободе пришёл конец, что его единственный выход – выпустить наружу другую свою сторону. А он всё ещё сопротивляется.
Он снова начинает дышать. Глубокое, ровное, ритмичное дыхание, призванное успокоить сердцебиение, контролировать эмоции. Он отменно хорош в этом, лучше, чем ожидал Блонски. Но не более чем отменно хорош.
Поцелуй – а скорее, очередная битва – сбивает дыхание Бэннера, нарушает его ритм. Бэннер не готов к такому, его глаза были закрыты, и Блонски ожидает гримасы отвращения, рефлекторной, но совершенно безнадёжной попытки отстраниться. Он делает это, только чтобы прекратить раздражающее дыхание, подловить Бэннера, напасть так, чтобы он не смог защититься.
Но Блонски не готов к подчинению. Он не готов к тому, что поцелуй не только заставит Бэннера уступить, но даже, пускай чуть-чуть, вызовет у него ответную реакцию. В общем, он не был готов к тому, что Бэннер, пусть даже на долю секунды, ответит на поцелуй.
Когда Блонски отстраняется, глаза Бэннера широко распахнуты. В шоке от своих действий, как подозревает Блонски.
Блонски может этим воспользоваться.
Он опускает руку, легко скользя под разорванный пояс штанов Бэннера, и останавливается там, просто держа ладонь на тёплой коже. Здесь пульс Бэннера еще сильнее, а кожа кажется такой тонкой, такой чувствительной и болезненно мягкой. Блонски сгибает пальцы и проводит ногтями по животу Бэннера, царапая неглубокие раны, покрывающие его торс, Бэннер вскрикивает, мышцы живота напрягаются от боли.
Этого было недостаточно, этого всё еще недостаточно, и Блонски разочарованно рычит. Он снова перемещается вверх, чтобы проглотить последний стон боли, срывающийся с губ Бэннера. Поцелуй жёсткий и властный, и на этот раз Бэннер пытается отстраниться, но и этого тоже недостаточно. Острым укусом Блонски обрывает его попытку сопротивляться, Бэннер издаёт короткий звук удивления и позволяет рту открыться.
Вкус крови и страха – и это словно яд. Блонски глубоко проникает языком, слизывая, жадно срывая с губ Бэннера остатки этого вкуса. Бэннер протестующе стонет, почти скулит, даже когда наклоняет голову, пуская Блонски глубже.
И на мгновение Блонски дозволяет это. Разрешает Бэннеру обрести контроль над собой, чтобы понять, что происходит. Он чувствует, что мужчина думает, чувствует, как тот сознательно расслабляется; напряжение постепенно покидает его тело, когда он убеждается, что в порядке, что ещё может продержаться. Ещё достаточно долго.
Бэннер выгибается снова, используя весь свой вес, чтобы попытаться сбросить Блонски с кровати. Блонски только смеётся, перекидывая ногу через бёдра Бэннера, придавливая его ещё надёжнее.
– Всё не так просто, – дразнит Блонски, обдавая шею Бэннера горячим дыханием. – Ты знаешь, что я хочу увидеть.
Бэннер сглатывает – Блонски видит, как двигается его горло.
– Остановись, – просит он.
– Зачем это? – спрашивает Блонски, поднимая подбородок Бэннера, чтобы встретиться с ним взглядом. – Чего ты боишься?
Бэннер резко дергается в приступе ярости.
– Вот как, значит, – шипит Блонски, и Бэннер замирает, стискивая зубы. Если Блонски и заметил зелёную вспышку в его глазах, она слишком быстро исчезла, чтобы быть уверенным.
– Никогда, никогда, – бормочет Бэннер, как заклинание, слишком мягкое, чтобы быть адресованным Блонски. – Никогда… – он отворачивается и… в самом неожиданном жесте прижимается лбом, совсем слегка, к руке Блонски. К руке, которая всё ещё сжимает его запястья.
Блонски борется с чувством негодования.
– Ты чего? – Он поднимает голову. – Надумал побыть хорошим мальчиком?
– Делай, что хочешь, – произносит Бэннер натянуто.
Он думает, что выше этого.
– Делать, – произносит Блонски, как бы взвешивая его слова, – что хочу. Он придвигается ближе и говорит Бэннеру прямо в ухо: – Я хочу, чтобы ты встал, пошёл в ванную, нашёл какой-нибудь лосьон и вернулся назад.
Бэннер снова напрягается.
– Нет.
– Отлично, - говорит Блонски. – Тогда обойдёмся без смазки?
Бэннер бросает на него взгляд, горящий и ядовитый, но Блонски сталкивался с вещами и похуже. И он всё равно сломает Брюса Бэннера.
– Если ты намерен продолжать в том же духе… – продолжает Блонски, – ты правда думаешь, что успеешь добраться до двери?
Бэннер опускает глаза. Трясёт головой.
Лжец, – думает Блонски.
Он отпускает Бэннера и смотрит, как тот морщится, очевидно, из-за синяков и затёкших мышц. Блонски ожидает попытки бегства в тот самый момент, когда ноги Бэннера касаются пола, но её не следует. Учёный только один раз оборачивается, прежде чем исчезнуть в ванной. Через мгновение он появляется с небольшой пузырьком, зажатым в ладони.
Сейчас, думает Блонски, но снова ошибается. Бэннер слишком умён для этого; вдруг он бросает пузырёк в воздух и бросается бежать за мгновение до того, как он оказывается в руке у Блонски.
Не слишком удачно и не слишком быстро. Блонски сбивает Бэннера с ног в метре от двери, вдавливая Бэннера в дешёвый тонкий ковёр на жёстком полу. У Бэннера вышибает дыхание, но он не останавливается, толкает так, что они оба перекатываются, и теперь черёд Блонски быть удивлённым. Но этот момент проходит настолько быстро, что у Бэннера нет шанса снова сбежать, Блонски сбрасывает его, хватает за руки и заламывает их у него за головой, одновременно проталкивая бедро между его ног.
– Не очень умно, – яростно шипит Блонски в лицо Бэннеру, которое теперь так близко и так искажено яростью, вот бы ещё чуть-чуть и… – Совсем не умно.
Он рывком поднимает Бэннера за руки и бросает, наслаждаясь глухим звуком удара его головы о пол.
– Я только одного хочу от тебя, – продолжает тихо Блонски, шепча Бэннеру на ухо в грубой пародии на интимность. – И нет ничего, чего бы я ни сделал, чтобы получить это, ясно?
Он проводит рукой вниз по боку Бэннера, покрытому мозаикой синяков, стягивает разорванные штаны так низко, как только можно, поднимая бёдра Бэннера; его намерения безошибочно ясны.
– Сколько ещё ты будешь бороться, пока не сразишься со мной!
Бэннер просто смотрит на него взглядом, полным ненависти и злости, и на секунду Блонски кажется, он добился своего. Глаза Бэннера закрываются, руки дрожат, о это будет великолепно…
– Иди к чёрту, – шепчет Бэннер, открывая глаза. Он с вызовом задирает подборок, и его глаза… Его глаза по-прежнему всецело его.
Блонски насмешливо улыбается, наклоняясь снова, вынуждая Бэннера сказать ещё что-нибудь.
– Иди к чёрту, – повторяет тот и плюёт Блонски в лицо.
Блонски медлит, прежде чем отреагировать. Сейчас любое действие будет под влиянием злости. Он хочет вколотить Бэннера в землю, избивать его до тех пор, пока у него не останется выбора, но, возможно, это не такое уж плохое наказание.
И может быть, это не лучшее средство, чтобы пробить выдержку Бэннера, которую он выставляет, словно шпагу для защиты. Было бы более чем превосходно, если б в итоге Бэннер сломался не от боли, а от желания.
На этот раз труднее заставить Бэннера ответить на поцелуй. Блонски придавил его, обездвижив, а Бэннер окреп после своей попытки сопротивления, слишком убеждённый в том, что никогда не сдастся.
Момент соприкосновения их губ странно наэлектризован. У Бэннера уходит секунда, секунда будоражащего сексуального контакта, прежде чем он кривится от отвращения, пытаясь увернуться. Блонски настаивает, и долгое время губы Бэннера остаются крепко сжатыми, а глаза чистыми и распахнутыми. Но медленно, мало-помалу, это приносит свои плоды: глаза Брюса закрываются, и, в конце концов, он уступает. Едва заметно.
Блонски наседает, упираясь бедром Бэннеру в пах, и Бэннер поворачивает голову, его спина напрягается.
Слишком просто. Блонски выдыхает ему в рот. Бэннер в смятении; требуется лишь пара усилий, и обе руки Бэннера снова стиснуты его одной. Его свободная рука пару мгновений возится с пузырьком, но для того, чья жизнь целиком зависит от координации, рефлексов и физических способностей, флакон с лосьоном нельзя назвать серьезной проблемой.
Он проводит ладонью между ягодицами Бэннера, и вот тогда Бэннер, наконец, начинает сопротивляться. Он пытается сдвинуть ноги, помешать Блонски, но как будто вполсилы. Блонски понял это в первый раз, когда они поцеловались. Бэннер чувствует влечение, которое не может контролировать – и боится этого так же сильно, как и желает. В том ли дело, что к Бэннеру никто не прикасался с тех пор, как он стал монстром, или в том, что ему так сильно требуется тот, кто бы не побоялся навредить ему, Блонски не знает.
– Ты хочешь, – говорит он, и это даже не вопрос. И когда Бэннер отворачивается, прижимаясь лицом к своим заломленным рукам, Блонски знает, что прав.
Он произносит это снова, потому что не может не злорадствовать хотя бы чуть-чуть.
– Хочешь ведь. Если бы не хотел, могу поспорить, этот зверь в тебе не позволил бы мне сделать это.
Его рука продолжает двигаться, не нажимая или требуя, просто прочерчивая небольшие скользящие круги, и бёдра Бэннера снова напрягаются, только теперь он их раздвигает.
Блонски самодовольно улыбается.
– Как долго, Брюс? Как долго ты ждал кого-то, кто разложил бы тебя и лишил этого твоего железного самообладания?
Челюсти Бэннера крепко сжаты, и, кажется, что единственная причина, почему его глаза открыты, – это чтобы вывести Блонски из себя своей нормальностью. Веки чуть опущены и взгляд теряет фокус, и хотя это не то, что бы он хотел увидеть, Блонски чувствует себя странно удовлетворённым.
– Это пугает тебя, верно? То, как тебе это необходимо, – посмеивается он, намеренно прекращая движение пальцев. – И ты хочешь убить меня, я вижу, но не раньше, чем я…
Он слегка сгибает руку и позволяет своему пальцу скользнуть в Бэннера.
– Хватит… – просит Бэннер, задыхаясь. – Пожалуйста…
Блонски приподнимает брови и нажимает сильнее, но о так медленно.
– Ты правда хочешь, чтобы я остановился?
– Хватит, – выдыхает Бэннер. – Хватит болтать.
Он приподнимает бёдра вверх и насаживается на руку Блонски. Которая тут же исчезает, быстро и грубо, и Бэннер издаёт резкий, разочарованный звук, ощущая потерю. Блонски наклоняется, прижимая ноги Бэннера к его груди.
– Ты не даёшь мне того, что я хочу, – рычит Блонски прямо в лицо Бэннеру. – С какой стати я должен слушать тебя?
И, возможно, Блонски должен был предвидеть это, должен был предугадать быстрое движение головы Бэннера, когда тот подался вперёд, затыкая Блонски жадными губами и острыми зубами. Предыдущие поцелуи были принудительными, а этот – поспешный, неловкий, и Бэннер о так сильно хочет.
Блонски не знает, что нравится ему больше.
Он хватает бедро Бэннера и задирает наверх. Мужчина не реагирует болезненно, как ожидает Блонски (как надеется), но следует за этим движением, вздыхая странно сдержанно и спокойно.
Нет.
Блонски двигает тремя пальцами внутри Бэннера с быстротой, которая должна бы озадачивать. И его реакция – всё, на что он рассчитывал. Лоб Бэннера морщится, челюсти сжимаются, как будто от боли, как будто он хочет сдержать стон.
– Скажи, что тебе это надо, – произносит Блонски, удивленный жестким, командным тоном своего голоса.
– Нет, – отвечает Бэннер сквозь зубы.
Блонски трогает Бэннера изнутри, нащупывает, и Бэннер должен это чувствовать. То, как он двигается, дрожа в железной хватке Блонски, как он выдыхает чересчур быстро.
И тогда Бэннер резко вздрагивает, широко распахивая глаза.
Значит, здесь.
– Скажи. Это. – Его голос звучит почти зловеще, но его желание, возможно, настолько же сильно, как у Бэннера. Он слишком ясно представляет, как тесен будет мужчина, как, вероятно, он будет продолжать бороться, только на этот раз бороться за большее.
Губы Бэннера складываются в тонкую линию. Его самоконтроль всё ещё впечатляет, но Блонски может сломать его. Он может сломать его в любое время.
Ещё одно прикосновение, твёрдое и быстрое, как раз к тому месту, тому прекрасному месту, и Бэннер дрожит, всхлипывая сквозь зубы.
– Думаешь, я позволю тебе кончить так? – вслух рассуждает Блонски. – Или хочешь, чтоб было больно? – Его рука сильнее, безжалостнее стискивает запястья Бэннера для большей выразительности.
– Нет, я… – начинает Бэннер, но обрывает себя, извиваясь, когда Блонски снова двигается внутри него.
– А что тогда? – допытывается Блонски.
– Нет, – задыхается Бэннер, затем, – пожалуйста – на выдохе, тише шёпота.
– Скажи это.
– Иди на хер, – угроза в голосе тщетна, невесома, как выдох, на котором она была озвучена, и Блонски даже не реагирует на его вызывающую непокорность.
– Почти, – насмехается он, медленно убирая руку, вытаскивая пальцы один за другим, и Бэннер сжимается вокруг каждого из них.
Блонски смотрит на почти что голого мужчину под собой, такого слабого по сравнению с той волей, которая им движет, и силой, которая в нём спрятана. И хотя это ничуть не похоже на то, чего он ожидал от их противостояния, его способность оценивать ситуацию и действовать спонтанно всегда играла ему на руку.
– Почти угадал, – произносит он, повторно смазывая руку дешёвым гостиничным лосьоном. Бэннер поднимает бёдра и закусывает губу, и, кажется, он превосходно знает, что последует дальше. Как будто хочет, чтобы унижение продолжалось.
У него захватывает дыхание, когда рука ловко скользит по его бедру, обхватывая нежно, слишком нежно, его член. Блонски не двигает рукой, просто держит и наблюдает, как Бэннер борется, борется с желанием толкнуться навстречу его хватке.
– Попробуем ещё раз? – ухмыляется Блонски, медленно проводя подушечкой большого пальца по всей длине члена Бэннера. Мужчина с дрожью втягивает в себя воздух, и его выдох – своего рода просьба, но далёкая от слов. – Скажи мне.
Бэннер продолжает упрямо молчать, и Блонски быстро теряет терпение. Он сжимает руку сильнее, твёрдо поглаживая ладонью головку члена Бэннера.
– Господи! – выдыхает Бэннер, вздрагивая так сильно, что Блонски боится, не спровоцировал ли он трансформацию. И пока он не забыл, зачем гнался за Бэннером, преследовал его по дремучему лесу и запер его в этой грязной комнате, он обнаруживает, что сейчас есть что-то, чего он хочет намного сильнее.
Блонски убирает пальцы прочь от бесплодных толчков Бэннера. Бэннер роняет голову обратно со стоном, полным разочарования и хлещущего через край возбуждения. И Блонски теперь не нужно ничего говорить, просто ждать, прикасаясь слишком осторожно, чтобы дать Бэннеру то, что ему нужно.
Бэннер изворачивается, мышцы плеч двигаются, и Блонски ловит его рот в очередном поцелуе. Игра за власть, конечно же, и Блонски с лёгкостью берёт верх.
Но нет…
Что-то странное, что-то почти пронизывающее есть в том, как Бэннер подчиняется.
Когда они прерываются, лицо Бэннера горит, он дышит поверхностно и быстро, но ровно, всё ещё отвратительно ровно, хотя выглядит так, будто отчаянно чего-то не понимает.
Он отводит глаза.
– Я хочу этого, – произносит Бэннер… просит. Он просит, умоляет, достаточно мягко и уклончиво, чтобы Блонски мог взять все в свои руки. И Блонски опускается вниз на него, и о боже, он хочет вмять Бэннера в пол, трахать его до бесчувственности, до тех пор пока не останется ничего. – Трахни, – выговаривает Бэннер, – меня, – между поцелуями, голосом, готовым вот-вот надломиться.
Вот так. Эмиль Блонски, в конце концов, сломал Брюса Бэннера, чёрт возьми, и сделал ли он это через страсть или через насилие (в чём собственно разница?), больше не имеет значения. Халк, монстр, – последнее, о чём думает Блонски, когда расстёгивает форменные штаны настолько, чтобы высвободить член. Он мог бы получить возбуждение от драки, но как могут сравниться те возбуждение и дрожь с этим?
Он обрабатывает себя только слегка. Чисто символически. Ему надоело ждать, надоело готовиться, и он вовсе не уверен, что Бэннер не захочет ещё боли.
Бэннер выкручивает руки в его захвате, и Блонски поднимает взгляд. Не может быть, чтобы Бэннер пытался вырваться, только не теперь.
Нет, доходит до Блонски. Он не пытается вырваться – он просто изворачивается так, чтобы касаться пальцами внутренней стороны ладони Блонски. Чтобы ему было за что держаться.
Такое подчинение посылает сладостную электрическую дрожь вдоль его позвоночника, и Блонски больше не может ждать, ему надоело играть. Долю секунды он тратит на то, чтобы подтянуться наверх, скользя рукой вверх по внутренней стороне бедра Бэннера, жёстко толкаясь вперёд, и Бэннер притягивает колени к груди, прижимаясь к нему ближе и сильнее, и да…
Если бы его мыслительный процесс не был сведён к тесно, и горячо, и ещё, Блонски был бы тронут покорностью Бэннера. А так, он может только сильнее сжать руку вокруг этих чересчур тонких запястий, чувствуя тяжёлую и ритмичную пульсацию крови под кожей, зная, что выказывает слабость, не желая отпускать своего пленника.
Но побег, кажется, последнее, о чём думает Бэннер, когда его пальцы царапают запястье Блонски, отчаянно ища опоры. Блонски не отпускает, не позволяет Бэннеру вывернуть руки, чтобы схватиться покрепче. Вместо этого он наваливается вперёд, задирая и раздвигая ноги Бэннера, свободной рукой крепко хватая его бедро, резко дергает его на себя, погружаясь глубже и сильнее, и настойчивее, снова и снова.
И Бэннер просто принимает это, встречает его рывком в ответ на рывок и жаждой на жажду, выгибая спину, насаживаясь ещё сильнее на член Блонски. Его кожа влажная от пота, и хватка Блонски соскальзывает, рука спускается с запястья на предплечье, а Бэннер удерживает её, сплетая их пальцы вместе, и не отпускает, продолжая держать руки задранными над головой.
Он чуть меняет угол, и Блонски чувствует, как его дыхание становится рваным, удары пульса отдаются во всем теле, и теперь так близко, уже почти…
– Мне нужно… нужно, – судорожное дыхание Бэннера растворяется в словах, надломленные нотки в голосе грубо стираются желанием, и Блонски понимает сходу. Сжимает ладонь вокруг члена Бэннера и дрочит, не откладывая больше ничего.
Так или иначе, одного касания почти достаточно; Бэннер уже на грани. Его руки вцепляются в Блонски, костяшки белеют от напряжения, и Блонски чувствует пик, чувствует тот момент, когда оргазм сокрушает Бэннера. Что-то близкое к крику срывается с его губ, прекрасное по силе, и Блонски врывается последний раз, так глубоко, позволяя ощущениям пронизать его, нервы, кровь, мышцы, кости – всё такое живое в этот самый момент.
А потом всё заканчивается, ничего не остаётся, кроме задыхающегося Бэннера, ничего, кроме тишины номера мотеля и холодной тяжести мира за дверью.
Бэннер вздрагивает, когда Блонски отстраняется. Его движения слабы, – впрочем, как и он сам. С трудом может двигаться, после всего. Действительно, когда Блонски выпускает его руки, Бэннер просто расслабляется, позволяя взгляду встретиться с глазами Блонски.
В этом взгляде – страх и беззащитность перед неизвестностью последствий.
Блонски не замечает своего вновь освобождённого пленника. Бэннер никуда не денется.
В ванной полотенца потрёпанные, но выглядят чистыми. Хотя бы потому, что у них нет с Блонски ничего общего.
Ему плевать, как бы то ни было. Следы глины и дождя – это такая чистая грязь.
Когда он возвращается, Бэннер сидит, прислонившись спиной к одной из двух кроватей, колено прижато к груди в защитном жесте.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает он, не поднимая глаз.
Хороший вопрос, кстати.
– Сдашь меня? – настаивает Бэннер.
Блонски бросает ему на колени второе, намоченное в раковине полотенце.
– Вытрись, – коротко произносит он. Скрещивает руки на груди.
– Может, имя хотя бы своё скажешь? – настаивает Бэннер.
Это не должно было его волновать, не должно было вообще ничего значить, такая мелочь. Но даже такая ничтожная уступка кажется ему слишком большим одолжением, и Блонски сжимает кулаки в раздражении.
– Блонски, – коротко произносит он. Теперь нет смысла тянуть.
На мгновение повисает тишина. Затем:
– Я не дурак, – говорит Бэннер.
Блонски поднимает голову, чтобы бросить взгляд на учёного.
– Ты притащил меня сюда, – говорит Бэннер. – В номер мотеля, уединённое место, с дверью… дверью слишком маленькой для него.
Они оба знают, о ком именно он говорит.
– Если ты хотел его достать, – продолжает он, – ты мог выбить его из меня в лесу, по дороге, здесь, когда угодно, и ты был так близок… – он обрывает себя, вовремя прикусив язык, и снова погружается в молчание.
У Блонски нет ответа. Ни одного подходящего, ни одного, который бы не выставил его трусом и дураком. Его губы складываются в усмешку, но он чувствует её слабость и опускает глаза.
– Ты этого не заслуживаешь, – говорит он.
– Никто этого не заслуживает, – парирует Бэннер. – И ты преследовал меня в одиночку, принёс сюда, должно быть… – Он приходит в ужас. – Ты не можешь быть настолько быстрым. Или настолько сильным.
Блонски награждает его ледяным взглядом.
– О господи, – выдыхает Бэннер, – что они с тобой сделали?
– Ничего, что бы я сам ни просил у них, – уклончиво отвечает Блонски. Он замечает попытки Бэннера забраться на кровать, бесплодные из-за ослабших мышц, усталости, травм. Прежде чем Блонски сознательно принимает это решение, он действует: поднимает Бэннера и опускает его на кровать, где Бэннер не сворачивается на боку, а обмякает, вытянувшись во весь рост. Он не смущён, как ожидал Блонски, хотя и по-прежнему уязвим. Теперь даже ещё больше. Взбудораженный таким наблюдением, он запоздало осознает свой милосердный поступок, и как, как такое возможно, что подобные мелочи заставляют его чувствовать себя поверженным? Ни пули, ни ножи, ни шрапнель, ни кулаки или ногти не ранили его так сильно, не поражали так верно, как странное, мягкое благодарное выражение лица Бэннера.
На нижней губе Бэннера кровь, блестящее алое пятно на зацелованной плоти, и Блонски концентрируется на нём, напоминании о боли мужчины. Боли, которую по большей части вызвал он, вспоминает Блонски и не может толком сдержать улыбки. Он касается большим пальцем небольшой ранки, яркий красный след остается на его грубой коже.
– Ты не должен… – начинает Бэннер, но сознаёт, насколько это бесполезно. Блонски подносит руку ко рту, слизывая кровь с пальца, и она почти так же солёно-сладко-опасна и болезненна на вкус, как была во рту Бэннера, когда только началась их борьба.
– Думаю, уже поздновато думать о заражении, – неловко заканчивает Бэннер. Не то чтобы это особенно беспокоило Блонски. Какая-то часть его разума, как он полагает, даже надеялась на то, что потрясающий дар, который Бэннер так отчаянно прячет, так легко будет впитать, сделать своим.
В конце концов, вот, что он твердит себе. Это лучше, чем альтернатива.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Бэннер, его голос тих и полон надежды. Блонски следует убираться отсюда.
– Три дня, – произносит Блонски. – У тебя есть три дня, чтобы сбежать, прячься, если сможешь, а потом я приду за тобой. – Он шагает к двери, распахивает её настежь, и в комнату врывается солнечный свет, резкий и ослепительный после темноты дождя.
– А когда я найду тебя? Я тебя уничтожу.
Несмотря на то, что он измотан, что его сознание и тело подверглись насилию и унижению, Бэннер по-прежнему сохраняет нахальный тон.
– Это угроза или обещание?
Блонски раздражается, но не оборачивается.
– Брюс? – шипит он, крепко вцепившись рукой в дверную ручку.
– Да? – отвечает Бэннер, и что-то в сонном звуке его голоса вызывает у Блонски желание улыбнуться зло и победно.
– В следующий раз сделай что-нибудь поинтересней, – рычит он и исчезает, и вкус крови врага все еще на его губах.
(c) Fucking_Renegade 8/03/10
Оригинальное название: The Myth of Greatness
Авторы: airspaniel и cerebel
Перевод: Fucking_Renegade
Бета: Sally
Бета-ридер: nadine_1
Фандом: «Невероятный Халк»
Пейринг: Брюс Бэннер/Эмиль Блонски
Рейтинг: NC-17
Категория: мультифандомный СЛЭШ
Ворнинг: ПРИНУЖДЕНИЕ
Спойлеры: Киноверсия «Невероятного Халка» (2008) режиссёра Луи Летерье. Данный фик – альтернативное продолжение университетской битвы.
Саммари: "Бэннер не собирается драться с ним, не сейчас, и это ужасно разочаровывает. Но есть и другие способы спровоцировать реакцию..."
Ссылка на оригинал: community.livejournal.com/teampornbomb/960.html...
Перевод сделан в рамках весеннего Мини кинк-феста на Домиане.
Кинки: №20 – похищение, №33 - ограничение подвижности
От переводчика: как видите, над этим текстом трудились аж 5 человек. в него было вложено столько души, сил и времени, что я почти ощущаю его своим детищем.
_____________
Очень скоро его униформа становится мокрой насквозь... Очень скоро его униформа становится мокрой насквозь. От раскатов грома дрожит земля, а Эмиль Блонски продолжает бежать, не оступаясь и не чувствуя усталости.
Брюса Бэннера до смешного легко преследовать. Сломанные ветки, размытые следы: кто угодно, даже вполовину менее сообразительный, чем Блонски, и вчетверо хуже натренированный, смог бы его выследить. С ним нет военных, правда. Не было после кампуса. Он мог бы задаться вопросом почему, но его это не волнует. Прикрытие не обязательно. Если он поймает Бэннера, он убьёт его – или монстра – своими руками.
Рация утеряна, как и его оружие. Но это не важно. Лишняя тяжесть ему бы только мешала.
Блонски останавливается на мгновение, балансируя на каменном выступе. Слева змеится автомобильная трасса, справа – к вершине горы тянется лес.
Вспыхивает молния, ей вдогонку несётся раскат грома. Блонски отбрасывает мокрые волосы с лица.
Он слышит рёв впереди – монстр бросает вызов богам. Полуулыбка искажает его лицо, и он начинает бежать вниз по склону. Теперь недалеко.
В новом обличии Бэннера ещё осталось что-то от учёного, так полагает Блонски. Что-то от пацифиста, что спрятано слишком глубоко. Иначе бы он никогда не стал убегать. Он отбрасывал войска, посланные за ним, как муравьёв, потому что был выше этого.
Генерал Росс, должно быть, уже заметил отсутствие Блонски к этому времени. Возможно, он попытается прислать подмогу.
Блонски сомневается в этом. Местность дикая, вертолёт не справился бы так хорошо, как человек на ногах, а ведь ни один человек на ногах не может перемещаться так быстро, как Блонски.
Он слышит низкое тяжёлое дыхание раньше, чем видит фигуру Бэннера, тот нашёл пристанище под навесом скалы.
Блонски прячется за деревом, просчитывая свои возможности. Каким бы опытным он ни был, это существо настолько могучее, что отмахивается от пуль, как от капель дождя, так что вряд ли его походный нож сильно поможет. Но погоня, кажется, закончена, а Бэннер даже не догадывается о его присутствии, - широкие зелёные плечи и голова опущены, скрывая лицо.
Он двигается тихо, даже осторожнее, чем надо, учитывая шум дождя, но он всё ещё не знает пределов возможностей Бэннера, а его единственное оружие – это неожиданность.
И помоги ему боже, его снедает любопытство. Он никогда не был алчным, но это? Кто не захотел бы этого? Эту силу, скрытую под поверхностью, только и ждущую, чтобы ею завладели. От этих мыслей его рот наполняется слюной.
Тем не менее, Бэннер выглядит жалким, мокрые тёмные волосы, прилипшие ко лбу, скрывают ту небольшую часть лица, которая не закрыта руками. Его грудь содрогается при каждом вдохе, и Блонски подбирается ближе, желая стать свидетелем трансформации.
Ему интересно, каково это, когда плоть сжимается, а сухожилия уменьшаются, интересно, происходит ли это медленно и незаметно, или внезапно, как взрыв здания, сбитого C4. Ему интересно, больно ли это.
Его губы складываются в злой улыбке. Он очень надеется, что больно.
Но проходит время, и ничего не меняется, ничего, кроме порывистого дыхания существа, скрючившегося у скалы, Блонски начинает думать, что Бэннер и не собирается меняться. Может, он, как ни странно, просто плачет.
Волна накрывающего его отвращения настолько сильна, что граничит с тошнотой. Он остаётся тихим и неподвижным, спрятавшись за стеной дождя и деревьями, но стоять и ждать так дальше он не может. Он хищник, он охотился и поймал свою жертву, и он собирается убить. Его тело требует.
Но не успевает он сделать и полшага, как фигура перед ним вздрагивает, и в тихом шуме дождя ему кажется, он слышит, как меняются мышцы, сжимаются сухожилия, уменьшаются кости. Восхищение пронзает его. Мощь исчезает, сила исчезает, зелёный бледнеет. Остаётся фигура жалких размеров, грязная, полуголая в разорванных остатках одежды Бэннера.
Блонски шипит, разочарованно, расстроено. Он действует со скоростью, которая, он знает, слишком велика, чтобы быть заметной взгляду, – вытаскивает нож и всаживает в ближайшее дерево с такой силой, что оно почти раскалывается на части, но ему плевать. Монстр снова заперт внутри человека, и жертва Блонски скрылась.
С осторожностью он подходит к Бэннеру. Не то чтобы учёный представляет какую-то реальную угрозу, просто жизненный опыт никуда не денешь, и Блонски всегда наготове.
Никакой необходимости в предосторожности нет. Глаза Бэннера закрыты, а дыхание размеренно. Он даже не вздрагивает из-за грома. Без сознания, значит. Он лежит, свернувшись на боку, сокрушительно уязвимый, в противоположность чистой мощи монстра, свидетелем которой Блонски был совсем недавно.
Блонски стискивает зубы. Он берёт Бэннера за плечо и грубо переворачивает на спину. Ссадины, царапины и синяки покрывают чересчур бледную кожу. Блонски не замечал их раньше. Он протягивает руку и касается самого сильного из порезов, его прикосновение слишком лёгкое, чтобы разбудить. Порез немного изгибается, спускаясь вдоль живота Брюса.
Какое-то из нападений, – думает Блонски. Это след от пули или чего-то ещё?
Неожиданно он одёргивает себя и отстраняется. Гром теперь доносится откуда-то издалека, а значит, буря уходит.
Блонски наклоняется, чтобы внимательнее рассмотреть Бэннера. Превращение было занятным. Кажется, монстр вырывается наружу, только когда на Бэннера нападают или когда он не в состоянии контролировать своё эмоциональное состояние. Хочет ли монстр вырваться наружу? Нравится ли Бэннеру сила, которую он даёт ему?
Может ли он вызывать монстра по собственному желанию?
Его жертва не скрылась, – приходит к выводу Блонски. Это просто задержка, а с задержкой справиться можно.
Бэннер оказывается лёгким, когда Блонски поднимает его. То ли из-за его телосложения, то ли из-за собственной новообретённой силы, Блонски не знает. Но нести его не составит труда. Бой ещё не закончен, даже на половину, а сменить местоположение было бы весьма кстати.
_________________
В мотеле на границе штатов не задают лишних вопросов, и что еще лучше, он почти пуст. Женщина за стойкой администрации просто протягивает ключи (“Комната 599, дальше – только в лес, как вы просили”), пожимает плечами и снова обращает свой взгляд на тусклый чёрно-белый телевизор, поглощённая яростным негодованием мужа, который только что узнал, что его жена оказалась мужчиной.
Что ж, у всех свои секреты.
Блонски переносит вес тяжести Бэннера на одно плечо и тащит его в комнату, затем бесцеремонно бросает всё ещё неподвижное тело на кровать. Бэннер лежит, как упал: растянувшись на животе, одна рука свисает с края. Он выглядит хрупким и болезненно молодым, губы приоткрыты и расслаблены во сне, хотя брови по-прежнему сдвинуты, как будто он всё ещё должен бороться со зверем внутри.
Возможно, он по-прежнему борется с ним. Возможно, хватит малейшего раздражения, пока Бэннер так слаб и немощен, чтобы вызволить ту потрясающую силу, которой он не достоин обладать.
Терпение Блонски на исходе. Он поднимает Бэннера и переворачивает, бросая спиной на изголовье кровати, безо всяких усилий. Никакой трансформации на этот раз, только короткая вспышка сознания в полуприкрытых зелёных глазах.
– Просыпайся, спящая красавица, – выплёвывает Блонски, отводя руку и с силой ударяя Бэннера по лицу. – Тихий час закончился.
Бэннер стонет, всё ещё в полубессознательности, и Блонски повторяет движение. Удар кожи о кожу кажется громче на этот раз. Бэннер моргает, а затем его взгляд стремительно проясняется.
Бэннер поднимает руку, чтобы защитить себя или, может быть, ударить в ответ…
Блонски перехватывает его запястье, сжимает с такой силой, чтобы Бэннер действительно ощутил. Блонски изучает его лицо. Глаза Бэннера чистые, без единого намёка на зелёный.
– Кто ты, чёрт возьми? – спрашивает Бэннер почти с вызовом, но Блонски видит страх в его глазах.
Слова Бэннера задевают его, и Блонски медлит.
– Ты не знаешь? – отвечает он вопросом на вопрос. Он удерживает взгляд Бэннера и видит, как осознание внезапно обрушивается на него, фальшивая бравада уступает место тревоге, а затем, когда Бэннер окидывает взглядом комнату мотеля, крашеный потолок, дешёвые репродукции, тревога сменяется откровенной паникой.
Превосходно.
– Что тебе от меня надо? – спрашивает Бэннер мягче, выговаривая слова таким образом, чтобы подавить чересчур сильные эмоции. И, правда, дыхание Бэннера выровнялось, и он расслабился в хватке Блонски. Без сомнений, игнорируя боль в запястье.
Это неприемлемо. Битва ещё не началась, а Блонски уже проигрывает.
Блонски позволяет своим пальцам переместиться к ключице Бэннера, исследуя синяк кончиком большого пальца.
– Что это? – спрашивает он. – Ты помнишь?
– Эй! – восклицает Бэннер, пытаясь увернуться и защититься свободной рукой.
Блонски хватает её той же рукой, которая уже держит запястье Бэннера, и ударяет о спинку кровати за его головой. Попытки Бэннера вырваться жалки, они делают их только ближе, намного ближе, достаточно, чтобы он мог почувствовать быстрое дыхание Бэннера на своей коже. Мужчина тяжело сглатывает, глубоко втягивает воздух, задерживая его в лёгких, считает про себя, стараясь выдыхать медленно и размеренно, несмотря на то, что пальцы Блонски впиваются в его запястья, оставляя новые лилово-чёрные синяки на бледной коже.
– Что тебе надо? - повторяет Бэннер, голос ровный, хотя глаза смотрят непокорно, и, чёрт возьми, по-прежнему не того цвета. Блонски горит желанием ударить его свободной рукой, повалить и избивать, пока они не поменяют свой цвет, он хочет увидеть яростный, радиоактивный зелёный или бессмысленный, стеклянный взгляд смерти, оба варианта приветствуются.
Но Блонски никогда не зашел бы так далеко в своей карьере, в своей жизни, если бы не знал точно, когда и как следует менять тактику. Бэннер не собирается драться с ним, не сейчас, и это ужасно разочаровывает. Но есть и другие способы спровоцировать реакцию.
Он не отвечает на вопрос, снова пробегает пальцем по синяку на ключице Бэннера, прикосновение такое легкое, что почти не ощутимо. Не в состоянии противиться импульсу, он нажимает сильнее, наслаждаясь болезненным вздохом своего пленника. Блонски издаёт низкий смех, ослабляя давление и только аккуратно задевая ногтями пораненную кожу.
Он всё ещё не отвечает на вопрос, медленно наклоняет голову ниже – выражение замешательства и паники на лице Бэннера изумительно.
– Что ты…? – начинает Бэннер, но не успевает закончить вопрос, потому что Блонски повторяет движения своей руки губами, сухое прикосновение к разгорячённой коже заставляет Бэннера зашипеть, а Блонски не может ничего с собой поделать и улыбается.
Элемент неожиданности все-таки чего-то стоит.
Всё тело Бэннера напряжено и натянуто из-за усилия контролировать себя, но его пульс учащается, бьётся сильно и энергично под губами Блонски, и он уверен, что почти может ощутить на вкус близость к монстру. Но Бэннер держится благодаря одной силе своей воли.
– Не делай этого, – неожиданно выпаливает Бэннер. – Пожалуйста, не делай этого.
– Ты можешь меня остановить, – парирует Блонски. Он кладёт ладонь Бэннеру на грудь, скользит вниз по животу. Нежно.
Бэннер дрожит, закрывает глаза и извивается под Блонски, гибкие мышцы проступают под кожей.
– Ты не знаешь, что делаешь, – настаивает Бэннер, выкручивается, пытаясь то ли увернуться, то ли сбросить Блонски. Попытка бесполезна, Бэннер в этой его слабой форме с тем же успехом мог бы попытаться швырнуть в него автопогрузчиком, как при первом столкновении Блонски с монстром.
– Мне кажется, – осторожно говорит Блонски, – что я точно знаю, что делаю.
– О нет, – бормочет Бэннер, – нет, нет… ты не можешь, не можешь…
Он больше боится насилия, этой силы внутри себя, отстранённо замечает Блонски, чем того, что он делает с ним. Он должен знать, что его свободе пришёл конец, что его единственный выход – выпустить наружу другую свою сторону. А он всё ещё сопротивляется.
Он снова начинает дышать. Глубокое, ровное, ритмичное дыхание, призванное успокоить сердцебиение, контролировать эмоции. Он отменно хорош в этом, лучше, чем ожидал Блонски. Но не более чем отменно хорош.
Поцелуй – а скорее, очередная битва – сбивает дыхание Бэннера, нарушает его ритм. Бэннер не готов к такому, его глаза были закрыты, и Блонски ожидает гримасы отвращения, рефлекторной, но совершенно безнадёжной попытки отстраниться. Он делает это, только чтобы прекратить раздражающее дыхание, подловить Бэннера, напасть так, чтобы он не смог защититься.
Но Блонски не готов к подчинению. Он не готов к тому, что поцелуй не только заставит Бэннера уступить, но даже, пускай чуть-чуть, вызовет у него ответную реакцию. В общем, он не был готов к тому, что Бэннер, пусть даже на долю секунды, ответит на поцелуй.
Когда Блонски отстраняется, глаза Бэннера широко распахнуты. В шоке от своих действий, как подозревает Блонски.
Блонски может этим воспользоваться.
Он опускает руку, легко скользя под разорванный пояс штанов Бэннера, и останавливается там, просто держа ладонь на тёплой коже. Здесь пульс Бэннера еще сильнее, а кожа кажется такой тонкой, такой чувствительной и болезненно мягкой. Блонски сгибает пальцы и проводит ногтями по животу Бэннера, царапая неглубокие раны, покрывающие его торс, Бэннер вскрикивает, мышцы живота напрягаются от боли.
Этого было недостаточно, этого всё еще недостаточно, и Блонски разочарованно рычит. Он снова перемещается вверх, чтобы проглотить последний стон боли, срывающийся с губ Бэннера. Поцелуй жёсткий и властный, и на этот раз Бэннер пытается отстраниться, но и этого тоже недостаточно. Острым укусом Блонски обрывает его попытку сопротивляться, Бэннер издаёт короткий звук удивления и позволяет рту открыться.
Вкус крови и страха – и это словно яд. Блонски глубоко проникает языком, слизывая, жадно срывая с губ Бэннера остатки этого вкуса. Бэннер протестующе стонет, почти скулит, даже когда наклоняет голову, пуская Блонски глубже.
И на мгновение Блонски дозволяет это. Разрешает Бэннеру обрести контроль над собой, чтобы понять, что происходит. Он чувствует, что мужчина думает, чувствует, как тот сознательно расслабляется; напряжение постепенно покидает его тело, когда он убеждается, что в порядке, что ещё может продержаться. Ещё достаточно долго.
Бэннер выгибается снова, используя весь свой вес, чтобы попытаться сбросить Блонски с кровати. Блонски только смеётся, перекидывая ногу через бёдра Бэннера, придавливая его ещё надёжнее.
– Всё не так просто, – дразнит Блонски, обдавая шею Бэннера горячим дыханием. – Ты знаешь, что я хочу увидеть.
Бэннер сглатывает – Блонски видит, как двигается его горло.
– Остановись, – просит он.
– Зачем это? – спрашивает Блонски, поднимая подбородок Бэннера, чтобы встретиться с ним взглядом. – Чего ты боишься?
Бэннер резко дергается в приступе ярости.
– Вот как, значит, – шипит Блонски, и Бэннер замирает, стискивая зубы. Если Блонски и заметил зелёную вспышку в его глазах, она слишком быстро исчезла, чтобы быть уверенным.
– Никогда, никогда, – бормочет Бэннер, как заклинание, слишком мягкое, чтобы быть адресованным Блонски. – Никогда… – он отворачивается и… в самом неожиданном жесте прижимается лбом, совсем слегка, к руке Блонски. К руке, которая всё ещё сжимает его запястья.
Блонски борется с чувством негодования.
– Ты чего? – Он поднимает голову. – Надумал побыть хорошим мальчиком?
– Делай, что хочешь, – произносит Бэннер натянуто.
Он думает, что выше этого.
– Делать, – произносит Блонски, как бы взвешивая его слова, – что хочу. Он придвигается ближе и говорит Бэннеру прямо в ухо: – Я хочу, чтобы ты встал, пошёл в ванную, нашёл какой-нибудь лосьон и вернулся назад.
Бэннер снова напрягается.
– Нет.
– Отлично, - говорит Блонски. – Тогда обойдёмся без смазки?
Бэннер бросает на него взгляд, горящий и ядовитый, но Блонски сталкивался с вещами и похуже. И он всё равно сломает Брюса Бэннера.
– Если ты намерен продолжать в том же духе… – продолжает Блонски, – ты правда думаешь, что успеешь добраться до двери?
Бэннер опускает глаза. Трясёт головой.
Лжец, – думает Блонски.
Он отпускает Бэннера и смотрит, как тот морщится, очевидно, из-за синяков и затёкших мышц. Блонски ожидает попытки бегства в тот самый момент, когда ноги Бэннера касаются пола, но её не следует. Учёный только один раз оборачивается, прежде чем исчезнуть в ванной. Через мгновение он появляется с небольшой пузырьком, зажатым в ладони.
Сейчас, думает Блонски, но снова ошибается. Бэннер слишком умён для этого; вдруг он бросает пузырёк в воздух и бросается бежать за мгновение до того, как он оказывается в руке у Блонски.
Не слишком удачно и не слишком быстро. Блонски сбивает Бэннера с ног в метре от двери, вдавливая Бэннера в дешёвый тонкий ковёр на жёстком полу. У Бэннера вышибает дыхание, но он не останавливается, толкает так, что они оба перекатываются, и теперь черёд Блонски быть удивлённым. Но этот момент проходит настолько быстро, что у Бэннера нет шанса снова сбежать, Блонски сбрасывает его, хватает за руки и заламывает их у него за головой, одновременно проталкивая бедро между его ног.
– Не очень умно, – яростно шипит Блонски в лицо Бэннеру, которое теперь так близко и так искажено яростью, вот бы ещё чуть-чуть и… – Совсем не умно.
Он рывком поднимает Бэннера за руки и бросает, наслаждаясь глухим звуком удара его головы о пол.
– Я только одного хочу от тебя, – продолжает тихо Блонски, шепча Бэннеру на ухо в грубой пародии на интимность. – И нет ничего, чего бы я ни сделал, чтобы получить это, ясно?
Он проводит рукой вниз по боку Бэннера, покрытому мозаикой синяков, стягивает разорванные штаны так низко, как только можно, поднимая бёдра Бэннера; его намерения безошибочно ясны.
– Сколько ещё ты будешь бороться, пока не сразишься со мной!
Бэннер просто смотрит на него взглядом, полным ненависти и злости, и на секунду Блонски кажется, он добился своего. Глаза Бэннера закрываются, руки дрожат, о это будет великолепно…
– Иди к чёрту, – шепчет Бэннер, открывая глаза. Он с вызовом задирает подборок, и его глаза… Его глаза по-прежнему всецело его.
Блонски насмешливо улыбается, наклоняясь снова, вынуждая Бэннера сказать ещё что-нибудь.
– Иди к чёрту, – повторяет тот и плюёт Блонски в лицо.
Блонски медлит, прежде чем отреагировать. Сейчас любое действие будет под влиянием злости. Он хочет вколотить Бэннера в землю, избивать его до тех пор, пока у него не останется выбора, но, возможно, это не такое уж плохое наказание.
И может быть, это не лучшее средство, чтобы пробить выдержку Бэннера, которую он выставляет, словно шпагу для защиты. Было бы более чем превосходно, если б в итоге Бэннер сломался не от боли, а от желания.
На этот раз труднее заставить Бэннера ответить на поцелуй. Блонски придавил его, обездвижив, а Бэннер окреп после своей попытки сопротивления, слишком убеждённый в том, что никогда не сдастся.
Момент соприкосновения их губ странно наэлектризован. У Бэннера уходит секунда, секунда будоражащего сексуального контакта, прежде чем он кривится от отвращения, пытаясь увернуться. Блонски настаивает, и долгое время губы Бэннера остаются крепко сжатыми, а глаза чистыми и распахнутыми. Но медленно, мало-помалу, это приносит свои плоды: глаза Брюса закрываются, и, в конце концов, он уступает. Едва заметно.
Блонски наседает, упираясь бедром Бэннеру в пах, и Бэннер поворачивает голову, его спина напрягается.
Слишком просто. Блонски выдыхает ему в рот. Бэннер в смятении; требуется лишь пара усилий, и обе руки Бэннера снова стиснуты его одной. Его свободная рука пару мгновений возится с пузырьком, но для того, чья жизнь целиком зависит от координации, рефлексов и физических способностей, флакон с лосьоном нельзя назвать серьезной проблемой.
Он проводит ладонью между ягодицами Бэннера, и вот тогда Бэннер, наконец, начинает сопротивляться. Он пытается сдвинуть ноги, помешать Блонски, но как будто вполсилы. Блонски понял это в первый раз, когда они поцеловались. Бэннер чувствует влечение, которое не может контролировать – и боится этого так же сильно, как и желает. В том ли дело, что к Бэннеру никто не прикасался с тех пор, как он стал монстром, или в том, что ему так сильно требуется тот, кто бы не побоялся навредить ему, Блонски не знает.
– Ты хочешь, – говорит он, и это даже не вопрос. И когда Бэннер отворачивается, прижимаясь лицом к своим заломленным рукам, Блонски знает, что прав.
Он произносит это снова, потому что не может не злорадствовать хотя бы чуть-чуть.
– Хочешь ведь. Если бы не хотел, могу поспорить, этот зверь в тебе не позволил бы мне сделать это.
Его рука продолжает двигаться, не нажимая или требуя, просто прочерчивая небольшие скользящие круги, и бёдра Бэннера снова напрягаются, только теперь он их раздвигает.
Блонски самодовольно улыбается.
– Как долго, Брюс? Как долго ты ждал кого-то, кто разложил бы тебя и лишил этого твоего железного самообладания?
Челюсти Бэннера крепко сжаты, и, кажется, что единственная причина, почему его глаза открыты, – это чтобы вывести Блонски из себя своей нормальностью. Веки чуть опущены и взгляд теряет фокус, и хотя это не то, что бы он хотел увидеть, Блонски чувствует себя странно удовлетворённым.
– Это пугает тебя, верно? То, как тебе это необходимо, – посмеивается он, намеренно прекращая движение пальцев. – И ты хочешь убить меня, я вижу, но не раньше, чем я…
Он слегка сгибает руку и позволяет своему пальцу скользнуть в Бэннера.
– Хватит… – просит Бэннер, задыхаясь. – Пожалуйста…
Блонски приподнимает брови и нажимает сильнее, но о так медленно.
– Ты правда хочешь, чтобы я остановился?
– Хватит, – выдыхает Бэннер. – Хватит болтать.
Он приподнимает бёдра вверх и насаживается на руку Блонски. Которая тут же исчезает, быстро и грубо, и Бэннер издаёт резкий, разочарованный звук, ощущая потерю. Блонски наклоняется, прижимая ноги Бэннера к его груди.
– Ты не даёшь мне того, что я хочу, – рычит Блонски прямо в лицо Бэннеру. – С какой стати я должен слушать тебя?
И, возможно, Блонски должен был предвидеть это, должен был предугадать быстрое движение головы Бэннера, когда тот подался вперёд, затыкая Блонски жадными губами и острыми зубами. Предыдущие поцелуи были принудительными, а этот – поспешный, неловкий, и Бэннер о так сильно хочет.
Блонски не знает, что нравится ему больше.
Он хватает бедро Бэннера и задирает наверх. Мужчина не реагирует болезненно, как ожидает Блонски (как надеется), но следует за этим движением, вздыхая странно сдержанно и спокойно.
Нет.
Блонски двигает тремя пальцами внутри Бэннера с быстротой, которая должна бы озадачивать. И его реакция – всё, на что он рассчитывал. Лоб Бэннера морщится, челюсти сжимаются, как будто от боли, как будто он хочет сдержать стон.
– Скажи, что тебе это надо, – произносит Блонски, удивленный жестким, командным тоном своего голоса.
– Нет, – отвечает Бэннер сквозь зубы.
Блонски трогает Бэннера изнутри, нащупывает, и Бэннер должен это чувствовать. То, как он двигается, дрожа в железной хватке Блонски, как он выдыхает чересчур быстро.
И тогда Бэннер резко вздрагивает, широко распахивая глаза.
Значит, здесь.
– Скажи. Это. – Его голос звучит почти зловеще, но его желание, возможно, настолько же сильно, как у Бэннера. Он слишком ясно представляет, как тесен будет мужчина, как, вероятно, он будет продолжать бороться, только на этот раз бороться за большее.
Губы Бэннера складываются в тонкую линию. Его самоконтроль всё ещё впечатляет, но Блонски может сломать его. Он может сломать его в любое время.
Ещё одно прикосновение, твёрдое и быстрое, как раз к тому месту, тому прекрасному месту, и Бэннер дрожит, всхлипывая сквозь зубы.
– Думаешь, я позволю тебе кончить так? – вслух рассуждает Блонски. – Или хочешь, чтоб было больно? – Его рука сильнее, безжалостнее стискивает запястья Бэннера для большей выразительности.
– Нет, я… – начинает Бэннер, но обрывает себя, извиваясь, когда Блонски снова двигается внутри него.
– А что тогда? – допытывается Блонски.
– Нет, – задыхается Бэннер, затем, – пожалуйста – на выдохе, тише шёпота.
– Скажи это.
– Иди на хер, – угроза в голосе тщетна, невесома, как выдох, на котором она была озвучена, и Блонски даже не реагирует на его вызывающую непокорность.
– Почти, – насмехается он, медленно убирая руку, вытаскивая пальцы один за другим, и Бэннер сжимается вокруг каждого из них.
Блонски смотрит на почти что голого мужчину под собой, такого слабого по сравнению с той волей, которая им движет, и силой, которая в нём спрятана. И хотя это ничуть не похоже на то, чего он ожидал от их противостояния, его способность оценивать ситуацию и действовать спонтанно всегда играла ему на руку.
– Почти угадал, – произносит он, повторно смазывая руку дешёвым гостиничным лосьоном. Бэннер поднимает бёдра и закусывает губу, и, кажется, он превосходно знает, что последует дальше. Как будто хочет, чтобы унижение продолжалось.
У него захватывает дыхание, когда рука ловко скользит по его бедру, обхватывая нежно, слишком нежно, его член. Блонски не двигает рукой, просто держит и наблюдает, как Бэннер борется, борется с желанием толкнуться навстречу его хватке.
– Попробуем ещё раз? – ухмыляется Блонски, медленно проводя подушечкой большого пальца по всей длине члена Бэннера. Мужчина с дрожью втягивает в себя воздух, и его выдох – своего рода просьба, но далёкая от слов. – Скажи мне.
Бэннер продолжает упрямо молчать, и Блонски быстро теряет терпение. Он сжимает руку сильнее, твёрдо поглаживая ладонью головку члена Бэннера.
– Господи! – выдыхает Бэннер, вздрагивая так сильно, что Блонски боится, не спровоцировал ли он трансформацию. И пока он не забыл, зачем гнался за Бэннером, преследовал его по дремучему лесу и запер его в этой грязной комнате, он обнаруживает, что сейчас есть что-то, чего он хочет намного сильнее.
Блонски убирает пальцы прочь от бесплодных толчков Бэннера. Бэннер роняет голову обратно со стоном, полным разочарования и хлещущего через край возбуждения. И Блонски теперь не нужно ничего говорить, просто ждать, прикасаясь слишком осторожно, чтобы дать Бэннеру то, что ему нужно.
Бэннер изворачивается, мышцы плеч двигаются, и Блонски ловит его рот в очередном поцелуе. Игра за власть, конечно же, и Блонски с лёгкостью берёт верх.
Но нет…
Что-то странное, что-то почти пронизывающее есть в том, как Бэннер подчиняется.
Когда они прерываются, лицо Бэннера горит, он дышит поверхностно и быстро, но ровно, всё ещё отвратительно ровно, хотя выглядит так, будто отчаянно чего-то не понимает.
Он отводит глаза.
– Я хочу этого, – произносит Бэннер… просит. Он просит, умоляет, достаточно мягко и уклончиво, чтобы Блонски мог взять все в свои руки. И Блонски опускается вниз на него, и о боже, он хочет вмять Бэннера в пол, трахать его до бесчувственности, до тех пор пока не останется ничего. – Трахни, – выговаривает Бэннер, – меня, – между поцелуями, голосом, готовым вот-вот надломиться.
Вот так. Эмиль Блонски, в конце концов, сломал Брюса Бэннера, чёрт возьми, и сделал ли он это через страсть или через насилие (в чём собственно разница?), больше не имеет значения. Халк, монстр, – последнее, о чём думает Блонски, когда расстёгивает форменные штаны настолько, чтобы высвободить член. Он мог бы получить возбуждение от драки, но как могут сравниться те возбуждение и дрожь с этим?
Он обрабатывает себя только слегка. Чисто символически. Ему надоело ждать, надоело готовиться, и он вовсе не уверен, что Бэннер не захочет ещё боли.
Бэннер выкручивает руки в его захвате, и Блонски поднимает взгляд. Не может быть, чтобы Бэннер пытался вырваться, только не теперь.
Нет, доходит до Блонски. Он не пытается вырваться – он просто изворачивается так, чтобы касаться пальцами внутренней стороны ладони Блонски. Чтобы ему было за что держаться.
Такое подчинение посылает сладостную электрическую дрожь вдоль его позвоночника, и Блонски больше не может ждать, ему надоело играть. Долю секунды он тратит на то, чтобы подтянуться наверх, скользя рукой вверх по внутренней стороне бедра Бэннера, жёстко толкаясь вперёд, и Бэннер притягивает колени к груди, прижимаясь к нему ближе и сильнее, и да…
Если бы его мыслительный процесс не был сведён к тесно, и горячо, и ещё, Блонски был бы тронут покорностью Бэннера. А так, он может только сильнее сжать руку вокруг этих чересчур тонких запястий, чувствуя тяжёлую и ритмичную пульсацию крови под кожей, зная, что выказывает слабость, не желая отпускать своего пленника.
Но побег, кажется, последнее, о чём думает Бэннер, когда его пальцы царапают запястье Блонски, отчаянно ища опоры. Блонски не отпускает, не позволяет Бэннеру вывернуть руки, чтобы схватиться покрепче. Вместо этого он наваливается вперёд, задирая и раздвигая ноги Бэннера, свободной рукой крепко хватая его бедро, резко дергает его на себя, погружаясь глубже и сильнее, и настойчивее, снова и снова.
И Бэннер просто принимает это, встречает его рывком в ответ на рывок и жаждой на жажду, выгибая спину, насаживаясь ещё сильнее на член Блонски. Его кожа влажная от пота, и хватка Блонски соскальзывает, рука спускается с запястья на предплечье, а Бэннер удерживает её, сплетая их пальцы вместе, и не отпускает, продолжая держать руки задранными над головой.
Он чуть меняет угол, и Блонски чувствует, как его дыхание становится рваным, удары пульса отдаются во всем теле, и теперь так близко, уже почти…
– Мне нужно… нужно, – судорожное дыхание Бэннера растворяется в словах, надломленные нотки в голосе грубо стираются желанием, и Блонски понимает сходу. Сжимает ладонь вокруг члена Бэннера и дрочит, не откладывая больше ничего.
Так или иначе, одного касания почти достаточно; Бэннер уже на грани. Его руки вцепляются в Блонски, костяшки белеют от напряжения, и Блонски чувствует пик, чувствует тот момент, когда оргазм сокрушает Бэннера. Что-то близкое к крику срывается с его губ, прекрасное по силе, и Блонски врывается последний раз, так глубоко, позволяя ощущениям пронизать его, нервы, кровь, мышцы, кости – всё такое живое в этот самый момент.
А потом всё заканчивается, ничего не остаётся, кроме задыхающегося Бэннера, ничего, кроме тишины номера мотеля и холодной тяжести мира за дверью.
Бэннер вздрагивает, когда Блонски отстраняется. Его движения слабы, – впрочем, как и он сам. С трудом может двигаться, после всего. Действительно, когда Блонски выпускает его руки, Бэннер просто расслабляется, позволяя взгляду встретиться с глазами Блонски.
В этом взгляде – страх и беззащитность перед неизвестностью последствий.
Блонски не замечает своего вновь освобождённого пленника. Бэннер никуда не денется.
В ванной полотенца потрёпанные, но выглядят чистыми. Хотя бы потому, что у них нет с Блонски ничего общего.
Ему плевать, как бы то ни было. Следы глины и дождя – это такая чистая грязь.
Когда он возвращается, Бэннер сидит, прислонившись спиной к одной из двух кроватей, колено прижато к груди в защитном жесте.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает он, не поднимая глаз.
Хороший вопрос, кстати.
– Сдашь меня? – настаивает Бэннер.
Блонски бросает ему на колени второе, намоченное в раковине полотенце.
– Вытрись, – коротко произносит он. Скрещивает руки на груди.
– Может, имя хотя бы своё скажешь? – настаивает Бэннер.
Это не должно было его волновать, не должно было вообще ничего значить, такая мелочь. Но даже такая ничтожная уступка кажется ему слишком большим одолжением, и Блонски сжимает кулаки в раздражении.
– Блонски, – коротко произносит он. Теперь нет смысла тянуть.
На мгновение повисает тишина. Затем:
– Я не дурак, – говорит Бэннер.
Блонски поднимает голову, чтобы бросить взгляд на учёного.
– Ты притащил меня сюда, – говорит Бэннер. – В номер мотеля, уединённое место, с дверью… дверью слишком маленькой для него.
Они оба знают, о ком именно он говорит.
– Если ты хотел его достать, – продолжает он, – ты мог выбить его из меня в лесу, по дороге, здесь, когда угодно, и ты был так близок… – он обрывает себя, вовремя прикусив язык, и снова погружается в молчание.
У Блонски нет ответа. Ни одного подходящего, ни одного, который бы не выставил его трусом и дураком. Его губы складываются в усмешку, но он чувствует её слабость и опускает глаза.
– Ты этого не заслуживаешь, – говорит он.
– Никто этого не заслуживает, – парирует Бэннер. – И ты преследовал меня в одиночку, принёс сюда, должно быть… – Он приходит в ужас. – Ты не можешь быть настолько быстрым. Или настолько сильным.
Блонски награждает его ледяным взглядом.
– О господи, – выдыхает Бэннер, – что они с тобой сделали?
– Ничего, что бы я сам ни просил у них, – уклончиво отвечает Блонски. Он замечает попытки Бэннера забраться на кровать, бесплодные из-за ослабших мышц, усталости, травм. Прежде чем Блонски сознательно принимает это решение, он действует: поднимает Бэннера и опускает его на кровать, где Бэннер не сворачивается на боку, а обмякает, вытянувшись во весь рост. Он не смущён, как ожидал Блонски, хотя и по-прежнему уязвим. Теперь даже ещё больше. Взбудораженный таким наблюдением, он запоздало осознает свой милосердный поступок, и как, как такое возможно, что подобные мелочи заставляют его чувствовать себя поверженным? Ни пули, ни ножи, ни шрапнель, ни кулаки или ногти не ранили его так сильно, не поражали так верно, как странное, мягкое благодарное выражение лица Бэннера.
На нижней губе Бэннера кровь, блестящее алое пятно на зацелованной плоти, и Блонски концентрируется на нём, напоминании о боли мужчины. Боли, которую по большей части вызвал он, вспоминает Блонски и не может толком сдержать улыбки. Он касается большим пальцем небольшой ранки, яркий красный след остается на его грубой коже.
– Ты не должен… – начинает Бэннер, но сознаёт, насколько это бесполезно. Блонски подносит руку ко рту, слизывая кровь с пальца, и она почти так же солёно-сладко-опасна и болезненна на вкус, как была во рту Бэннера, когда только началась их борьба.
– Думаю, уже поздновато думать о заражении, – неловко заканчивает Бэннер. Не то чтобы это особенно беспокоило Блонски. Какая-то часть его разума, как он полагает, даже надеялась на то, что потрясающий дар, который Бэннер так отчаянно прячет, так легко будет впитать, сделать своим.
В конце концов, вот, что он твердит себе. Это лучше, чем альтернатива.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает Бэннер, его голос тих и полон надежды. Блонски следует убираться отсюда.
– Три дня, – произносит Блонски. – У тебя есть три дня, чтобы сбежать, прячься, если сможешь, а потом я приду за тобой. – Он шагает к двери, распахивает её настежь, и в комнату врывается солнечный свет, резкий и ослепительный после темноты дождя.
– А когда я найду тебя? Я тебя уничтожу.
Несмотря на то, что он измотан, что его сознание и тело подверглись насилию и унижению, Бэннер по-прежнему сохраняет нахальный тон.
– Это угроза или обещание?
Блонски раздражается, но не оборачивается.
– Брюс? – шипит он, крепко вцепившись рукой в дверную ручку.
– Да? – отвечает Бэннер, и что-то в сонном звуке его голоса вызывает у Блонски желание улыбнуться зло и победно.
– В следующий раз сделай что-нибудь поинтересней, – рычит он и исчезает, и вкус крови врага все еще на его губах.
(c) Fucking_Renegade 8/03/10
@темы: фики, невероятный халк
-
-
29.04.2012 в 18:02Шлю свою любовь и поцелуи переводчику.
-
-
02.05.2012 в 09:40